– А как же те девушки, с которыми вы часто гуляете по садам? Они должны иметь хоть одного знакомого. Я не поверю, если вы заявите, что они также не имеют ни одного друга, помимо вас.
– Откуда вы знаете о моих прогулках, мистер Барннетт?
– Не сочтите меня дурным человеком. – Я контролировал свой нетрезвый голос как мог и осознавал подозрительность своего заявления. – Однажды я видел вас гуляющими в садах с другими дамами.
– Они вовсе не дамы, а обычные крестьянки! – неожиданно резко отозвалась она; в Эвелине было столько страсти, столько жизни!
– Но ваше положение сейчас подобно приключениям Родопис, – я заговорил поэтично-причудливо, да и многозадачно-туманно до такой степени, чтобы заинтересовать даму.
– Родопис? – теперь Эвелина говорила шёпотом, почти не дыша. – Мистер Барннетт, прошу прощения, но боюсь я совсем не понимаю, о чем вы говорите.
– Родопис – это та же Золушка у древних египтян. Её история пользуется большой популярностью тысячи лет. Когда я путешествовал по Египту, мне рассказал об этом один смельчак-удалец, по виду пират, за день до этого вернувшийся из Индии.
Я добился нужного мне эффекта – нос, живые глаза, тёмные брови приобрели известную стремительность.
– Не подарите ли вы мне танец, мисс Уилсон? Если вы оказались в подобном дурном положении, особенно впервые в жизни присутствуя на светском мероприятии, то я обязан прийти к вам на помощь.
Она ответила согласием на мое предложение.
Скрипач финально взмахнул тонким, элегантным смычком, выдерживая зрелость последней ноты. Предыдущий танец закончился; время нового. Дамы в темном танцевальном зале сделали почтительный, сдержанный реверанс, джентльмены медлительно поклонились. В это время влюблённые глядели друг на друга, молодожёны нарочно светили обручальными кольцами перед знакомыми, равнодушные и иные разошлись по сторонам, освобождая пространство.
Эвелина позволила коснуться материи ее нежной перчатки, и я повёл ее сквозь цветастые убранства дома. Пересекая холл (мы совместно преодолели пелену затхлого воздуха зрительской тесноты, и вырвались на свежую сцену актёрами). Зуманн увидел нас – он, почти брат мне, понял, уловил, увидел, что я очевидно влюблён. Итальянец наблюдал за нашим танцем со стороны. Прыгающая походка Эвелины гармонировала с ее нарядом – ее волосы слегка пушились у висков и вились кудрями у конца и посредине. Окружающие вне танцевального круга оглядывались порой на нас. Ее гибкая фигура остановилась в двух метрах в светлом ряду девушек напротив темного ряда мужчин. Лично знакомая со мной Родопис с земель Нила скромно улыбалась всем. Оживлённый танец начался – танцующие сделали несколько шагов друг к другу.
– Позвольте сделать вам комплимент? – начал развлекать её я светскими разговорами в процессе танце. Мы снова разошлись в разные стороны. (Казалось, я протрезвел)
– От комплиментов я никогда не отказываюсь, – ответила она. Я подстраивался под шаги девы.
– Для той, кто впервые оказался на балу, вы восхитительно держитесь в светском обществе.
Эвелина замолчала; мы прошлись в одну сторону вальсовым променадом и держались за руки. Мы сделали долгий, полный оборот по часовой стрелке.
– О чем вы думаете, мисс Уилсон? – спросил я, когда мы снова сблизились.
– Я задумалась о Наполеоне, – выдала она неожиданно, да коснулась моей руки пальчиками. – Вы увлекайтесь политикой, мистер Барннетт?
