– Адам… Адам Нил? Моя мама приказала прийти к тебе, – наскоро протараторила она голоском румяной девушки, никогда до этого не бывавшей с мужчиной.
Она и не обращала внимания на кровоподтёки, синяки, остальные припухшие части моего лица.
– Зачем она тебя отправила ко мне? Кто твоя мать? – спросил я.
Пара посетителей таверны обернулись на не постановочную сценку. Девушка была весьма высокой, почти доходила до меня ростом, что было редкостью среди лондонских девиц.
– Не важно, кто моя мать. Она сказала сделать мне лишь одно ради тебя, – ни словом, но взглядом, намеком я дал ей понять, что подметил ее резкую перемену по отношению ко мне.
Эта девушка не относилась к тем дамам, которые изводят почтенных мужчин своими историями. Она была молчалива, сутуловата, бледна и бедна. Но если говорить обо мне – я испугался, попытался вырвать руку, но девушка никак не разжимала своих костлявых пальцев на моем полном запястье; от настойчивости ночной жрицы я не мог даже найти время сглотнуть пресную слюну; все же первые прикосновения женщины за 6 лет жизни в глубинах пьянства казались мне нежными, мягкими, несмотря на грубость ее крестьянской кожи.
Я перестал сопротивляться. Тогда простодушная девчушка подтолкнула меня за дряблые плечи к двери. Выбираясь из тошнотворного, сырого запаха гнилого заведения на кислую, зимнюю улицу я наблюдал, как белоснежные ресницы безымянной девушки трепетали, сливаясь в единую, гармоничную картину с мраморной глыбой облаков, которая пугающе падала на землю. У неё и у ее матери не было достаточно денег, чтобы купить тёплой одежды на зиму; если бы они и купили хотя бы один плащ или даже тоненькое пальто, то голодали бы несколько недель! Впрочем, я пребывал в тех же обстоятельствах жизни (мы стоили друг друга).
По тому, как девушка крепко держала меня за руку, я мог смело заявить, что был действительно нужен ей, а мне была нужна она, да уличная торговка любовью сама хотела наконец обслужить первого клиента. Девушка понимала свою единственную задачу, за которую она получит пару монет и похвалу от матери – она завела меня в переулок, затем внутрь дома на верхний этаж. Она подвела меня к узенькой кровати, и ради нас ее мать вышла из дома, оставляя наедине. Незнакомка была такой же холодной и отдаленной, как и нынешний сезон. Но от одних развратных обстоятельств (она полностью обнажилась) мой разум был взбудоражен и полон сомнений. Совокупление, как основополагающая человеческая потребность, за эти года превратилась для меня в пустое место.
– Сколько тебе лет? – спросила она, начиная расстёгивать мою одежду; она привыкла к этой вони с детства и не чувствовала ныне никаких запахов, помимо отчаяния.
– Двадцать семь, – ответил я и она улыбнулась.
Этой ее улыбкой я ощутил весь спектр уродства жизни; глаза у нее словно остекленели перед тем, как она впервые коснулась моих губ поцелуем. Девушка следовала заранее продуманной схеме, волнующей мужской пол. Об этой схеме девушке поведала ее мамаша. Температура моего тела поднялась, а душу и тело свело от опасений. Я был одинок, когда она была так нежна, мой живот трепетал, когда она проводила по нему пальцем, спускаясь к бедрам. Весь наш половой акт был лишён удовольствия: она не издала ни звука, ни вздоха, а мое сознание было затуманено слезами. Две грозы встретились во мне, – удовольствие и мучение. Обратно я шёл по хрустящему снегу совершенно опустошенный сознавая, что целых 6 лет жизни я упускал из вида близость меж мужчиной и женщиной. Я паниковал следующие два-три дня, не выходил из своей поганой комнатки и голодал. Впервые за долгие года я забыл об Эвелине и задумался о нынешнем блаженстве; я словно исцелился. «Пожалуй, моей жизни уж ничего не навредит», – думал я, пока вышагивал по широкой вечерней улочке в поиске первой попавшейся ночной жрицы, которую я увижу лишь на пару минут в жизни, да и распрощаюсь.
