Сумерки взбирались под желобчатые крыши
Снизу, от нагретых мостовых – вдоль тёплых стен.
Крыши, как железные летучие мыши,
К ночи оживали,
готовые взлететь.
Мыши только ждали, чтобы где-то за окраиной
Тонущего солнца захлебнулись
огни,
Чтобы, враз сорвавшись с облысевших зданий, стаями
Небо закружить, железом звёзды заслонить.
Город замирал, и торопливо, перепуганно
Разбегались в улицы цепями фонари,
И над вечереющей, задымлённой округою
Жёлтым стогом зарево стояло до зари.
Мальчику было страшно,
Когда, становясь тусклым и розовым,
Падало солнце поникшее
Всё быстрей, быстрей и быстрей.
Ночь как чёрная пашня,
В которой зёрнами – звёзды,
День как поля пшеничные,
А вот на вечерней заре
Окон кровав блеск,
Быстро темнеет двор,
Каждый глухой подъезд
Притаился, как вор.
Плавит закат медь
У городской черты.
Силясь не онеметь,
Город ждёт темноты.
Ой, как страшно, когда солнце умирает!
Но наверное, если идти далеко-далеко,
За дома, за деревья, шагать через реки, овраги,
Никогда не закатится солнце.
И будет легко.
И вода будет булькать в дорожной приплюснутой фляге.
И идти, и идти,
Забывая о том, что на лысинах хмурых домов
Сторожат тишину предвечерья летучие мыши.
И закат так предательски тих,
И на улицах звуки шагов
Всё тише,
и тише,
и тише.
Но – сильна неизвестность,
Страшна неприютность дорог,
