3 минуты 48 секунд - страница 7

Ведь если происходит что-то хорошее или плохое, а мир вокруг не меняется, не переворачивается с ног на голову, то невольно воспринимаешь это как само собой разумеющееся. Принимаешь правила игры, не сомневаясь, что это абсолютно нормально и, возможно, в каждой уважаемой семье происходит то же самое.

Просто об этом молчат.

Я не понимала ничего. Зато моя мама поняла. Помню ее гнев, помню, как она ворвалась, схватила за косы, потащила к гинекологу, который подтвердил, что «сексуальной науке» меня кто-то уже научил, причем давно.

После этого молчание, длящееся целых семь лет, было разрушено. Я кричала о том, что происходило два года, начиная с моих восьми лет. Злилась, выпуская свою боль наружу. Слишком долго ждала, чтобы дать ей выход.

Снова надеялась на то, что тишина закончилась – проклятие молчания снято!

Я ошибалась.

Казалось, молчание стало только более густым и напряженным. Молчала я, молчала мама, молчали братья и невестка. Мы все продолжали молчать, чтобы не испортить папину репутацию.

Гораздо сложнее выносить молчание, когда уже не ты один хранишь секрет.

Это был не мой выбор. Кажется, начиная с восьми лет или раньше, мало кого волновало, что бы сделала я сама.

Мама предпочла молчание. Мама берегла образ семьи (все-таки насильник – мой троюродный брат). Мама выбрала папу – в то время уже умирающего, – а не меня, которая продолжала жить. Получается, меня выбрал насильник, но не выбрала собственная мать.

Со временем я узнаю, что она пыталась выбрать нас обоих, но в итоге никого не смогла уберечь от грядущего. Папу – от смерти. Меня – от насилия и от травмы.

Но разве под силу это простому человеку, который просто пытается жить так, как умеет? Такое под силу только Творцу. Кто мы такие, чтобы осуждать его планы на нашу жизнь.

Отношения с папой – особенная глава в моей жизни. Как бы ни повлияла травма на воспоминания, она не смогла заглушить одно – мою любовь к нему, а его – ко мне.

Долгожданная дочка, которую папа очень ждал, третий ребенок в семье, на которого мама решилась, несмотря на запреты врачей.

Папа всегда занимал высокие должности. В одно время работал заместителем председателя города (большой пост в советское время), состоял в коммунистической партии. Уважаемый, честный, добрый, отзывчивый человек.

И насколько он был отзывчивым и занятым на работе – настолько же мало времени он уделял нам, своей семье, но умел любить. Я помню, когда он приходил домой вечером выпивший, все разбегались по своим комнатам нашего огромного дома и отправляли меня встречать его: любимица, мне он не будет высказывать претензии, почему не прополота кукуруза или не подвязаны помидоры.

Получается, я выступала неким буфером между папой и остальными членами нашей семьи, но не помню, чтобы тяготилась этим. В то время ничто не могло омрачить мою любовь к нему.

Жаль, что мы не так много времени проводили вместе. Позже, когда он сменил работу (ему было около пятидесяти лет), то мог прийти на обед домой, и у нас появлялась возможность пообщаться. Иногда мы просто ложились вместе спать, а иногда – бунтуя против этого – я убегала под предлогом сходить в туалет.

Я взрослела. Переживала в молчании свою травму. Отец вернулся в колхоз, где также занимал высокую должность, был постоянно занят на работе: начался сезон, некогда было заниматься не только мной, но даже собой.