30 мест моей свободы - страница 19

– Какой странный слог.

С первого раза у журналистки со стажем Олеси Штейн не получилось проникнуть в смысл прочитанного. Она решила остановиться. Снова перечитала начало, примеряя на себя незнакомый ритм букв и слов, и наконец, подогнав по размеру, продолжила изучение текста.

«Будьте глупцом. Не старайтесь использовать багаж своих знаний, он не поможет. Уже все не так, как кажется. Какой бы опыт к вам ни пришел, пусть он произойдет, а затем отбросьте его. Очищайте свой ум от знаний прошлого. Умирайте для прошлого так, чтобы вы остались в настоящем, здесь и сейчас. Как будто только что родились, как будто вы младенец…»

Олеся беззвучно прошелестела губами: «Окей». И нахмурилась. То, что было написано дальше, ей не шибко понравилось.

«Вначале это очень трудно. Люди начнут обманывать вас – позвольте им. Они несчастны. Даже если вас дурачат, обманывают и грабят, пусть это произойдет, потому что никто не может украсть у вас то, что действительно ваше, никто не может отнять у вас то, что действительно принадлежит вам…»

К концу текста Олесе стало понятно – «Дурак» действительно ее карта. Хотя обманы и грабежи хотелось бы оставить в стороне.

«От мгновения к мгновению с каждым шагом Дурак оставляет прошлое позади. Он несет в руке белую розу, которая символизирует его чистоту и невинность. Орнамент его жилета содержит цвета всех четырех стихий Таро, показывая, что он пребывает в гармонии с окружающим миром. Его интуиция непревзойденна. Вселенная поддерживает его. Пришло время сделать прыжок в неизвестность. Его ждут приключения…»

И для дураков, как Олеся, уже другим шрифтом прилагалась выжимка из вышесказанного.

«Карта показывает, что если вы прямо сейчас доверяете своей интуиции, чувствуете правильность вещей, вы не можете заблуждаться. Ваши действия покажутся глупыми другим или даже вам самим, если вы попытаетесь анализировать их рациональным умом. Но "нулевое" место, занимаемое Дураком, – это место без номера, где советчиками являются не скептицизм и прошлый опыт, а доверие и невинность».

– Вот тебе и сон, – Олеся крутанулась на одной ноге и поймала в висящем на стене зеркале свое отражение. Глаза округлились. Из зеркала на нее смотрела девочка лет пятнадцати с растрепанными волосами, мокрыми и красными от слез щеками. Девочка улыбалась.

– Неужели это я? Ооооо! А нога-то не болит, – удивилась открытию Олеся.

День выдался суматошным. Выпив кофе на веранде, Олеся принялась, как она выражалась, «пидорить жилье». Пидорить было что. Хлам, хлам, хлам… Повсюду осколки плитки, банки с высохшей краской полные гнутых гвоздей, сломанные отвертки, куски обоев и старого линолеума. Грязная посуда в шкафчиках на кухне, грязные шторы и какие-то тряпки в платяном, старые тюбики, ржавые бритвенные станки и что-то, чему даже не хотелось придумывать название, в ванной комнате. Казик сказал, что ему это все без надобности. И Олесе пришлось самой складывать не принадлежащий ей хлам в мусорные мешки, а потом самой искать контейнеры для непищевого мусора, чтобы его выкинуть. Контейнеры нашлись аж в Судаке в 16 км от эллингов. Не рассмотрев как следует городок, она поспешила назад, чтобы дотемна успеть отмыть кухню и хоть что-то приготовить на ужин.

Пока Олеся ездила, Казик настроил антенну.

Поздним вечером, забравшись в спортивном костюме под то же одеяло, что и по приезде, она решилась включить телевизор. Работало всего три канала: Первый крымский, который ее пока не интересовал из-за качества предлагаемых программ, Первый татарский, языка вещания которого она не знала, и СТС.