30 мест моей свободы - страница 20

Оставив СТС, Олеся вытаращила глаза. Поверить в происходящее не представлялось возможным. На экране пожилая китаянка держала в руках карту из ее сна.

– Знаете, почему Дурак – это самая сильная карта в Таро? Не потому, что их создатель сам был шутом, а потому, что Дурак – это чистый лист. И потому, что Дурак может стать кем угодно. Вы были избраны, все всадники…

– Но не за то, кем вы являетесь, – подхватил мысль молодой китаец, стоящий рядом с китаянкой. – А за то, кем можете стать в будущем.

Олеся знала этот фильм. Он назывался «Иллюзия обмана»*.

Она вспомнила, что читать знаки настоятельно советовал один из героев все того же романа «Палач». Еще там упоминалась книга «Творцы совпадений». Женщина пообещала себе купить эту книгу.

– Больше я не хочу никаких кошмаров, – громко и четко сказала Олеся Амуру. Пес в знак согласия склонил морду на бок.

– Пусть сон будет местом моей свободы. Свободы и важной информации. Пусть в моих снах у меня всегда растут крылья. И пусть их никто не топчет. Я хочу летать.

– Ргав, – рявкнул Амур в подтверждение, и Олеся расхохоталась.

Позже она завела дневник снов. Анализировать их теперь стало ее любимым утренним занятием.

И прошу не путать это занятие с заглядыванием в пресловутые написанные кем-то сонники. Ни одного сонника за время описываемых в данной книге событий открыто не было.

Место свободы №3. Эгрегор

Эллинги. До недавних событий Олеся такого слова не слышала.

Место было презабавное. Со стороны моря это были идущие друг за другом причалы для моторных лодок, упиравшиеся в ангары для этих самых лодок. Олеся насчитала их двадцать четыре. Над каждым таким ангаром возвышалась двух- или трехэтажная надстройка, предназначенная для жилья, с обязательной 30-ти метровой верандой на каждом этаже. Со стороны села эллинги напоминали длинный барак, у которого вместо окон по стене были хаотично раскиданы двери. Вели к этим дверям узкие металлические лестницы. Пролеты некоторых лестниц были настолько широки, что служили мини-верандами, где вплотную помещался столик и парочка стульев.

Зимой в эллингах никто не жил, поэтому к марту они напоминали заброшку*. Раненное грязно-белое чудище с облупившейся штукатуркой, ощетинившееся ржавыми металлическими конструкциями, прикорнуло в ложбине между двух гор, покрытых щеткой вечнозеленых растений. Гора слева была невысокой и больше напоминала сопку. На ней располагалась опять-таки заброшенная военная часть. О том, что это военная часть, говорил забор из кое-где подранной колючей проволоки и старые ворота со старой покосившейся табличкой с названием и номером части. За забором простирался луг, заросший высокой рыже-зеленой травой. Небольшая речушка убегала в редкую рощу неизвестных Олесе лиственных деревьев. Там над речушкой возвышался полукруглый деревянный мостик. Неизвестными деревья были потому, что идентифицировать серые без единого листка стволы к этому часу не представлялось возможным. Среди стволов виднелись покосившиеся, кое-где уже без окон и дверей, одно- и двухэтажные строения, похоже когда-то бывшие оранжевыми и синими. Сейчас краска выцвела, и их стены украшали разводы. У одних домов палитра разводов состояла из оттенков от грязно-светло-розового до охры, а у других от жемчужного до маренго. Гора справа, Олеся была в этом уверена, высотой могла помериться с западной Башней Федерации*. Перед отъездом она заскакивала туда к подруге, живущей в пентхаусе на 62-м этаже, и готова была поклясться, что с вершины этой горы машины, стоявшие на парковке возле эллингов, такие же крошечные тараканчики, как те, что бегут по ТТК в Москве в районе Москва-Сити, если смотреть на них из окон подруги.