320 страниц про любовь и кино. Мемуары последнего из могикан - страница 16

– Мне нужна, Георгий, профессиональная актриса, а не студентка, которая еще ничего не умеет, – ответил он.

Мы снова и снова приводили ему актрис-красавиц, а Птушко их вновь «резал». Я еще раз напомнил Александру Лукичу об Алле.

– Ты мне надоел со своей Ларионовой! Ну, давай, давай, вызывай свою протеже! – бросил он в раздражении, только чтоб я отстал, – посмотрю, каков у тебя вкус на баб. Но поиски продолжай. Готовьтесь к поездке в Ленинград и особенно в Киев и Одессу, там наверняка найдется красавица.

Рабочий момент фильма «Садко». В кадре режиссер Александр Птушко, Алла Ларионова, Сергей Столяров и я

Аллу на приход к Птушко пришлось долго уговаривать.

– Ты же знаешь, Жорочка, что студентам второго курса сниматься в кино не разрешается…

Но уговорил.

Когда Алла Ларионова появилась перед Птушко на «Мосфильме», он, как и Довженко, озарился и воскликнул:

– Иди, девочка, в соседнюю комнату, закрой дверь, читай сценарий, готовься к съемкам, с Герасимовым договорюсь! – и, обратившись ко мне, добавил: – У нас есть Любава! А ты, Георгий, просто обыкновенный гений!

Под Москвой, на берегу Пестовского водохранилища за три месяца художники Куманьков и Свидетелев построили город Новгород с крепостью, домами, слободами, деревянными мостовыми и тротуарами, пристанью и тремя кораблями на плаву. Декорации стоили неслыханных денег, но фильм после мирового проката вернул их государству с большой прибылью, не говоря уже о его высоком нравственном воздействии на зрителя. Важнейший лейтмотив картины – верная любовь Садко и Любавы. Во время дальних походов Садко за моря-океаны на крепостной стене стоит Любава и ждет, ждет корабля с любимым, вглядываясь в морскую даль. Весна перетекает в знойное лето, дождливую осень сменяет холодная зима…

На всю жизнь мне запомнились съемки зимнего эпизода. Тяжелые серые облака, сквозь которые не пробиться солнечному лучу, заволокли небо. Оператор Федор Проворов вынужденно прекратил съемку. Совсем захолодало, а Любава – Алла Ларионова – в одном платье.

– Жорочка! – обратилась она ко мне, – пока перерыв, давай побегаем по лесу, а то я продрогла.

С разрешения Птушко мы стали бегать по девственному снегу, я все пытался догнать Аллу. Неожиданно она поскользнулась и упала. Я подбежал и опустился на колени, помогая ей подняться.

– Согрелась? – спросил я.

– Нет!

– Хочешь согреться?

– Как?

– Разреши, я тебя поцелую!

– Разрешаю, – произнесла она, улыбаясь.

У Аллы были изумительные губы, всегда горячие и влажные. Так, как она, не могла целоваться ни одна женщина в мире… Мое сердце так колотилось, что готово было выпрыгнуть. Обоим стало жарко. Нашим поцелуям и объятиям помешало прорвавшееся через облака солнце. Осветив Аллу, оно превратило ее в какое-то неземное существо…

И вдруг истошный крик Птушко:

– Где Ларионова, где Натансон?

Он спустил нас с небес на землю. Съемки продолжались.

Как я был рад, что по моему совету Птушко взял Аллочку на роль Любавы!

С отличным настроением мы все вернулись из экспедиции в Москву. По приходу на студию я узнал, что в связи с сокращением штата я уволен с «Мосфильма». В этом списке уволенных, висящем у входа, в основном числились работники еврейской национальности. Список заканчивался фамилией известного режиссера Михаила Швейцера, но туда не попали корифеи – Ромм, Юткевич и Столпер.

Вся эта позорная история была развязана Сталиным. Я раньше и слов таких – «безродный космополит» – не знал, да и вообще ни в школе, ни во ВГИКе никогда не чувствовал себя евреем. В СССР существовала истинная дружба народов, и ни одна национальность не выделялась. В этом было одно из великих завоеваний советской власти…