Мой тон был решительным, хоть мы оба и знали, что мое состояние было немного сложнее, чем перелом руки или сезонная простуда. В лучшем случае я бы провел остаток своей жизни на таблетках и под пристальным контролем моего окружения и врачей. В худшем – я бы остался вечным постояльцем Тихой Долины или, и это я боялся даже представить, когда моя семья решила бы отторгнуть меня насовсем, – обитателем обычной психушки с железными решетками на окнах и электрошоком вместо групповой терапии. Именно поэтому я должен был приложить все имеющиеся силы для того, чтобы вовремя выбраться отсюда.
Вскоре после того, как наше недолгое свидание было окончено, наступило время очередной, новой для меня, терапии. Я был крайне удивлен тому, что она проходила на открытом воздухе, потому что что-то подобное вовсе не вписывалось в мои представления о том, что составляло лечение больных психиатрическими расстройствами. Хотя что вообще за эту неделю казалось мне обычным? Тихая Долина была отдельным миром со своими правилами и устоями, и мне стоило привыкнуть к этому, не тратя время и силы на вопросы и сомнения. Я понимал, что лучшим решением было сделать себе одолжение и просто плыть по течению и следовать этому было бы не так сложно, если бы я знал, в какую реку это течение приведет в конечном итоге.
Голос мужчины в белом костюме свободного, почти воздушного кроя, был спокойным, но внушительным. Его длинные седые волосы, собранные в низкий хвост, мирно покачивались под натиском теплого сентябрьского ветра, пока он неспешно прохаживался вдоль наших неорганизованных рядов. Своим видом он напоминал мне японского сэнсэя, будто соскочил со страниц Антологии японской живописи. Его вид, само его присутствие не вязалось с реальностью, и я ощутил легкое покалывание в животе, сопровождающееся головокружительной легкостью. Пожалуй, данное чувство можно был считать восторгом, хоть я едва мог причислить себя к категории людей, легко подверженных подобным эмоциям.
Оглядываясь по сторонам, я безуспешно пытался оценить количество присутствующих. В отличие от прочих групповых занятий здесь скорее всего находились все пациенты клиники в полном составе. Тем не менее мне удалось различить пару-тройку знакомых лиц. Я заметил Ларса, который в этот раз был одет более скромно и тем самым был способен затеряться в толпе. Я также увидел Лару, которая сидела в своём привычном положении, слегка склонив голову вперед и закрывая лицо черными блестящими волосами.
Данная терапия заключалась в том, что мы должны были научиться правильно дышать. По словам белокурого старика, это позволило бы нам освободиться от тревожащих мыслей и негативных эмоций и сосредоточиться на том, чтобы было по-настоящему важно. Пытаясь имитировать правильные вдохи и выдохи, я сидел с закрытыми глазами и был настроен более чем скептически. Не то чтобы я считал подобные практики бесполезными, но, по моему убеждению, они были более пригодны для людей, жаждущих найти просветление и перейти на новый уровень сознания. В то время мы были людьми, которые стремились достичь весьма ординарного уровня сознания и вряд ли претендовали на большее. Вдобавок ко всему, меня отвлекала Дори, которая сидела рядом и, выдыхая, издавала звуки, похожие на лошадиное ржание. Пристально посмотрев в ее сторону, я осознал, что мне не оставалось ничего другого, как попросту смириться с данным обстоятельством. При этом я немного завидовал ее непосредственности, хотя может, она и вовсе не имела понятия о своеобразности собственного дыхания. В любом случае для меня это служило поводом для зависти. Зависть в психиатрической лечебнице – если это не было истинным определением горькой иронии жизни, то я не мог представить, что могло бы им быть.
