350 - страница 10

– Сейчас бы опустошил бочку «Хванчкари». Сразу в животе зажигается камин, и тепло начинает греть тебя изнутри…

Все сглотнули слюну, но никто не ответил.

Из здания вышел худой, кривоногий корнет среднего роста и, сразу же увидев перед собой около двадцати пар глаз, полных вопроса, жалобно заныл:

– Мужики, имейте совесть, сначала хотя бы угостите стаканом чая…

Мы подбежали к нему и буквально на руках внесли в столовую.

В тот вечер корнет рассказал много интересного. Самый запоминающийся, конечно, был бой за Ханкенди, непосредственным участником которого он оказался.

– В день праздника, как полагается, наелись плова с алыча-кавурмой, утрамбовали сверху шекер-бурой и пахлавой, затем, счастливые от мысли, что завтра можно будет все повторить, заснули. Среди ночи меня разбудил странный звук. Сначала подумал, что живот взбунтовался. Не смотрите, что я такой щупленький, когда подают еду, меня от стола силой не оторвешь, потом сам же страдаю. Но прислушался и понял, нет, это не мой живот, а кони во дворе ржут. Сон-то уже пропал. Решил выйти, прогуляться, может, полегчает. Дошел до дверей казармы и вдалеке услышал выстрелы. Подали сигнал тревоги. Армяне неожиданно напали на позицию наших артиллеристов на краю города. Говорю «неожиданно» потому, что всего несколько часов назад сидели рядом с нами за одним столом, вместе праздновали Новруз. Еще папаз ихний, хитрец, пожаловал вместе с уважаемыми армянами города, пришел поздравить начальника гарнизона Амануллу хана. Речь толкал о мире и дружбе. В общем… Нельзя было позволить противнику закрепиться на захваченной позиции и повернуть дула наших пушек в сторону казарм. С первого же наскока наша конница выбила оттуда армян. Они перебили наших артиллеристов, но и мы тут оставаться не могли. С одной стороны тьма, с другой густой туман не давали возможности следить за маневрами противника. Сняли замки с пушек, взяли с собой и отошли в часть. По приказу генерал-майора Гаджара заняли оборону, всадники прикрывали фланги пехотинцев. Не прошло и получаса, как началась мощная атака армян с четырех сторон. Противник имел явное численное преимущество, нас серьезно прижали. Постепенно светало, туман рассеивался, но в большой суматохе трудно было точно определить, где наши, а где армяне, иногда попадали под обстрел своих. Те, у кого кончились патроны, цепляли штыки, во многих местах шел рукопашный бой. В такой ситуации конница имеет превосходство. А их всадников было не меньше наших. Вдруг вижу, группа армянских солдат врывается в казарму, вытаскивает оттуда трех наших безоружных аскеров и ставит к стенке. Армянский командир слезает с коня, обнажает шашку и идет прямо на них. Не обращает даже внимания на своих товарищей, которые что-то говорят ему, видимо, пытаются остановить. Я был недалеко. Кровь залила глаза. Не подумав о том, чем это для меня может кончиться, повернул коня. Пока офицер не успел зарубить и третьего нашего аскера, я подоспел и на скаку опустил саблю на его голову. Услышал сзади крики растерявшихся армян: «Алексан спанум», «Командир спанум»…

– Что значит «спанум»? – перебил его коренной бакинец из старой крепости Джебраил бек.

За корнета ответил подпоручик Пармен Даушвили, который вырос в Джавахетии среди армян:

– «Убит», значит, отправлен в ад. Гагзавнили джоджохети[19], понял?

Корнет уважительно посмотрел на грузинского офицера, подтвердил его слова кивком головы и продолжил: