Я где-то видел ее раньше… Неужели – Гертруда?
Лет пятнадцать назад я был знаком с этой женщиной. Она жила в соседнем доме. Однажды я подвозил ее до метро. Была душная летняя ночь. Она казалась легкодоступной, улыбалась мне, шутила. Я смутился тогда, не спросил у нее номер телефона. А на следующий день подкараулил ее у подъезда. Она шла домой. Я проследил за ней до квартиры. Когда она зашла внутрь, я приложил ухо к обшарпанной двери и стал подслушивать. Они, девушки, жившие там, оказались проститутками. Я не решился продолжать свое знакомство в тот день. А как-то раз, через пару месяцев, напился с друзьями, приехал ночью и позвонил в ту дверь. Испуганная девушка рассказала мне, что Ольга – так ее звали, – исчезла.
Перед этим она некоторое время часто встречалась с бывшим офицером спецназа, страдавшим психическими расстройствами. Он был добр к ней, и поэтому предупредил заранее о том, что следует делать, когда он так нанюхается кокаина, что перестанет отзываться на свое имя. Тогда нужно изо всех сил врезать ему по лбу бейсбольной битой, всегда стоявшей в углу его полувоенной, антисанитарной комнаты, рядом с кроватью. Она сначала очень боялась, а потом поняла: он почти не чувствует боли. Он занимался перераспределением каких-то ветеранских льгот и фондов, и всегда по воскресеньям дарил ей розы. А как-то раз, попав в долги, расплатился ею по своим обязательствам. Целое боевое подразделение крепких и сильно пьющих мужчин целую неделю пользовалось ею в каком-то подмосковном хорошо охраняемом лагере. Последнее, что было известно о ней – она слегка помешалась после того случая, назвала себя Гертрудой и уехала в неизвестном направлении. Вот и встретились.
Она меня не узнает.
Я ненадолго задумываюсь и не замечаю, откуда появляется человек в костюме черного грача. У птицы – огромный клюв и блестящие глаза-бусины, светящиеся в темноте. Грач толстый и передвигается, смешно виляя задом с торчащими из него белыми перьями. Он машет нам крылом, приглашая идти за ним.
Мы идем мимо каких-то складов, подсобок и заходим в большую, тускло освещенную комнату: посредине стоит стол, вокруг расставлены стулья. На стене, противоположной входу, – учительская доска, окон нет. Человек-грач остается снаружи, закрывая за нами дверь. Мы переглядываемся, садимся. Стульев ровно семь. В комнате прохладно, никто не снимает верхнюю одежду. Ко мне приходит ощущение, что я сплю и вижу какой-то наивный и трогательный детский сон.
Зачем мне все это?
Я смотрю по сторонам.
Ася нервно смеется. Мрачноватый и тучный в генеральских лампасах что-то ворчит себе под нос. На его лице написано: «Какого хрена я здесь делаю?». Гертруда изучает свои тонкие, длинные пальцы. Петр напряженно осматривается. Дядя Миша украдкой посматривает на Асю. Костик говорит:
– Ухоеть жомно!
В этот момент в комнату входят дети лет девяти-десяти: мальчик и две девочки. Мальчик одет в костюм юнги. Брюки, тельняшка, синяя курточка и бескозырка, на ленте которой написано: «СТРЕМИТЕЛЬНЫЙ». Девочки в таком же наряде, только вместо брюк у них короткие юбки, а надписи на бескозырках гласят: «СПОКОЙНАЯ». В одной из них я узнаю Ниагару. У них невозмутимые, взрослые лица. Они проходят к доске и встают возле нее.
Я шепотом спрашиваю у Аси:
– Это Гоша?
Она спрашивает меня:
– Это Ниагара?
В этот момент мальчик говорит нам:
– Здравствуйте.
– Лопный пипец.
