Не удивительно поэтому, что православное крещение Миндовга, рисуя аналогию со случаем Довмонта, позволяло бы подкрепить версию о мирном появлении балтского князя в Новогрудке.
И летописное свидетельство о крещении Миндовга действительно есть.
Густынская летопись сообщает, что в 6754, то есть, по современному счёту, 1246 году:
«Великий князь литовский Миндовг принял веру христианскую от востока, со многими своими боярами».
Итак, балтский нобиль принял восточное христианство (православие) да ещё и со многими боярами, что явственно свидетельствует в пользу политической мотивации такого шага.
Казалось бы, вот отличное свидетельство в пользу добровольного принятия своего по вере князя в Новогородской земле. Проблема здесь в источнике этих сведений. Густынская летопись является поздним документом. К тому же, информация о православном крещении Миндовга не подтверждается надёжными источниками. Всё это приводит к тому, что большинство исследователей, не без оснований, отрицает теперь крещение 1246 года.
Но автор уже спешит достать из рукава джокер и слегка расстроить сторонников теории захвата Новогрудка. Для этого нужно обратиться к достоверной Галицко-Волынской летописи. В ней можно прочесть следующие строки:
«Войшелк начал княжить в Новогородке, и находясь в язычестве начал проливать много крови. Убивал он каждый день трёх-четырёх человек. А если в какой-то день никого не убьёт, очень печалился. Если же убьёт кого, тогда веселится. Потом вошёл страх Божий в его сердце, и он думал, желая принять святое крещение. И крестился тут же в Новогородке, и стал христианином».
Томас Баранаускас, в своей работе «Новогрудок в XIII веке: история и миф», пишет, что приведённый выше текст ГВЛ «отражает насильственное вокняжение Вайшалгаса в Новогрудке, за которым следовали жёсткие репрессии».
Автор уже заочно оппонировал литовскому специалисту, указывая на то, что о происхождении якобы репрессируемых ничего не сказано, и не ясно почему они должны быть несчастным мирным населением Новогрудка (а именно к такому пониманию подталкивает работа Томаса), а не политическими противниками литовского происхождения, или пленными волынцами, или, к примеру, татарами.
Но в контексте этой главы важнее другое. Обратите внимание на суть достоверного сообщения летописи.
«И крестился тут же в Новогородке, и стал христианином».
Эти данные и являются той самой вожделенной информацией о крещении князя-язычника во время правления в древнерусском городе.
Отрешившись от притянутых за уши репрессий и некоего катарсиса, которым летописец объясняет желание правителя креститься, можно выделить именно информацию о принятии Войшелком христианства. Крещение правителя, безусловно свидетельствует тут в пользу добровольного принятия местным населением балтского князя.
Правда, согласно летописи, крещение происходит несколько позднее начала княжения, но это, по мнению автора, никак не меняет сути: князь-язычник был крещён во время правления в христианском городе, примерно так же, как это произошло в случае Довмонта Псковского.
В таком контексте важна и достоверная информация ГВЛ о поддержке Войшелка новогородцами, когда тот «взяв с собою новогородцев, пошёл в Литву княжить». Как видно, жители Новогрудка, будучи жертвами репрессий, о которых писал Баранаускас, почему-то поддерживают Войшелка. Не говорит ли это о том, что никаких репрессий не было, а как раз наоборот: крестившийся ради правления в Новогрудке Войшелк, стал для славянских жителей региона своим князем, таким, каким был для псковичей литовский перебежчик Довмонт.
