– Пожалуй, я готов понять ваше нежелание тратить текущие ресурсы на закупки потребительских товаров, тем не менее нельзя ли найти возможность разрешить этот вопрос в ином порядке, в порядке нетекущих ресурсов?
– Например?
– Ну вот, например, в порядке каких-либо соглашений кредитного свойства?
– На эту тему вам лучше всего поговорить в Москве.
Хадсон пробует немного пошантажировать, точно перед ним представитель зависимой, полуколониальной страны:
– Имейте в виду, я умею крепко поторговаться, ведь экономические позиции Англии в отношении СССР сейчас гораздо сильнее, чем в начале тридцатых годов. Я надеюсь с этой позиции убедить вас в Москве в том, что вам необходимо закупать у нас не только оборудование, станки и машины, но и потребительские товары.
– Торговаться мы тоже умеем.
Хадсон не унимается, но теперь он шантажирует примером Германии, с которой англичане вот-вот готовы поладить, естественно, не уступая ни пяди своих интересов:
– Немцы уже осознали слабость своей позиции. Я ни на минуту не сомневаюсь, что государственные субсидии немецким экспортёрам будут прекращены. Больше того, англо-германские корпорации установят приемлемое распределение рынков. Вообще, как мне представляется, мир между английскими и германскими промышленниками будет заключён, и заключён он будет на наших условиях.
– И вы уйдёте из Юго-Восточной Европы, без чего немцы едва ли пойдут на соглашение с вами?
– О нет, мы ниоткуда не собираемся уходить. Наши экономические позиции и на Балканах и в любой другой точке будут не только сохраняться, они будут ещё больше укреплены. В конце концов, нельзя не учитывать, что не далее, чем через год, военная мощь Англии и Франции достигнет таких пределов, при которых они только вдвоём смогут полностью защитить свои интересы в любом месте земного шара, включая Дальний Восток.
– Что ж, как у нас говорят, поживём – увидим.
Как и следовало ожидать, в ход идёт даже не реальная, а ещё только предполагаемая военная мощь, всегда и везде ещё и ещё раз военная мощь. Англичане остаются верны своей давней, намертво укоренившейся в их сознании колониальной политике. Они не уступят ни одного пенса из своих барышей хотя бы и ради мира во всём мире, они никогда не оставят того, что уже захватили и ещё попытаются прибрать к своим загребущим рукам то, что захватили другие. Это известно товарищу Сталину, точно так же, как это известно немецким промышленникам и их фюреру, поскольку никакой он не диктатор, не единовластный правитель, а всего лишь ставленник немецких промышленников и финансистов, точно так же, как ту же роль более или менее покорного ставленника английских промышленников и финансистов играет напыщенный, самоуверенный Чемберлен. Что в настоящий момент является для немецких промышленников и финансистов вопросом жизни и смерти? Вопросом жизни и смерти для них в настоящий момент являются ресурсы, рынки сбыта, сырьё. Фюрер их обязан добыть во что бы то ни стало, иначе ни от его диктатуры, ни от него самого не останется мокрого места. И он добудет их любыми доступными ему средствами, а средство у него только одно: самолёты и танки и сотни тысяч солдат.
Товарищ Сталин не удивлён ни выходкой господина премьера, ни разглагольствованиями главы департамента по делам заморской торговли. Очередная подлость, не больше того, а подлость европейских демократий вошла в привычку, вошла в привычку давно, с того первого дня, когда они явились на свет. Одной подлостью больше, одной подлостью меньше – не всё ли равно? Один вопрос беспокоит его всё последнее время: станет ли подталкиваемый, со всех сторон поощряемый фюрер откладывать в долгий ящик расправу над Чехией и Словакией? После заявления господина президента о сфере американских интересов в Европе, тем более после признания европейскими демократиями фашиста и мятежника Франко, ещё более после заявления ведущих английских политиков, что они никому и ни под каким видом, со ссылкой на военную мощь двух великих колониальных держав, не уступят ни пяди своих интересов, отпадают любые сомнения: не станет откладывать, уже не месяцы, уже дни Чехии и Словакии сочтены.
