В тот же день литовский посол сообщает Галифаксу тревожную новость. По его мнению, новость грозит катастрофой. Дело в том, что литовский министр иностранных дел возвращался из Рима и, на свою беду, сделал остановку в Берлине. Его вызвал к себе Риббентроп и прямо в лоб объявил, что между Германией и Литвой существует как спорный вопрос только Мемель, и как только этот вопрос будет разрешен положительно, между обеими странами установится прямо-таки ангельская гармония. Момент для урегулирования этой проблемы как раз наступил: Литва обязана возвратить Мемель Германии. Сбитый с толку министр и без того общипанной Польшей Литвы отвечал, что без промедления доведет точку зрения Риббентропа до своего правительства как только вернётся в Каунас, вынужденную столицу Литвы, и сообщит принципиальный ответ. Риббентроп прервал его грубо и по-военному отрубил:
– Меня интересуют не принципы, а Мемель. Вот телефон. Берите трубку, звоните премьеру, и мы без проволочек урегулируем эту проблему.
Министр потрясён и буквально умоляет дать ему переговорить со своим правительством не по телефону, а лично, по возвращению в Каунас. Риббентроп нехотя соглашается:
– Даю вам два-три дня на окончательное разрешение вопроса о Мемеле, Если в этот срок вы не справитесь, нам придётся принять иные, более эффективные меры.
Литовский министр дрожью в голосе просит ответа, как правительство его величества станет реагировать на захват Мемеля немцами, поскольку именно англичане в Версале отобрали у Германии Мемель и передали Литве, гарантируя неприкосновенность её новых границ, бедняк забывает, что однажды англичане уже нарушили свои обещания о гарантиях, когда Польша оккупировала юг Литвы вместе с Вильно, её древней столицей. Галифакс с превосходным английским спокойствием выражает сочувствие правительству и народу Литвы, однако, пожевав губами, отмахивается:
– Правительство его величества ничем помочь вам не может.
Очевидно, что времени нельзя терять ни минуты. На другой день Майский встречается с Галифаксом и на первый вопрос, как правительство его величества намерено поступить, если Германия нападет на Румынию, не слышит никакого ответа, а на вопрос о конференции заинтересованных государств слышит в ответ, что правительство его величества уже обсудило эти советские предложения и находит, что такого рода конференция нецелесообразна в настоящий момент. Майский, человек довольно наивный, настроенный на романтический лад, хоть и умный, опытный дипломат, искренне удивлён:
– Но почему?
Ответ, данный с невозмутимым высокомерием английского лорда, должен бы был его отрезвить:
– Правительство его величества не имеет такого человека, которого могла бы направить на конференцию своим представителем, да и, поверьте моему опыту, рискованно созывать конференцию, не зная заранее, чем она может закончиться.
Майский ещё более удивлён:
– Если позволите узнать моё мнение, конференция не может закончиться неудачно, если будут единодушны такие державы, как Англия, Франция и СССР.
– Мне трудно разделить ваш оптимизм, при всем моём уважении к вам. Впрочем, сознавая необходимость действовать без промедления, правительство его величества, а также правительство Франции, ведут переговоры о другой мере воздействия на агрессора, которая может заменить предложение правительства, которое вы представляете.
– Не мог бы я знать, хотя бы в общих чертах, какова эта мера?
