Фюрер не желает ждать, чем закончится эта мелкая возня бессильного, на данный момент никому не интересного прибалтийского недоросля, для него участь ягнёнка уже решена. Он отправляется в Свинемюнде, поднимается на борт броненосца «Дойчланд» и отдаёт приказ взять курс на Литву. На другой день войска вермахта оккупируют Клайпеду (Мемель), под ликующие вопли литовских немцев и литовских фашистов, и от будто бы независимой, будто бы суверенной Литвы, с такой решимостью, с таким легкомысленным ликованием выбросившейся из состава ненавистной России-СССР, два столетия защищавшей её от агрессии шведов и немцев, остается только жалкий клочок, дни которого в кабинете фюрера, по всей вероятности, уже сочтены. «Дойчланд» под ликующие вопли литовских немцев и литовских фашистов входит в мемельский порт. Фюрер появляется в переполненном зале местного драматического театра и под несмолкаемые аплодисменты литовских немцев и литовских фашистов произносит бессодержательную, но крикливую речь, которая входит в историю несчастного города: «сам, сам говорил!»
Дуче в речи, не менее бессодержательной и крикливой, выражает полную солидарность с глубоко уважаемым фюрером германской нации, только что, в своем самомнении вознесшись над миром, не благословляет высшим благословением то, что им глубоко уважаемый фюрер германской нации считает всего лишь восстановлением исторической справедливости, а на обыкновенном русском языке именуется бандитизмом.
Гитлера приветствует Чемберлен.
А гарантии где?
А гарантии псу под хвост.
Итак, акт новой агрессии совершился, агрессии хоть и бескровной, однако вызывающе-откровенной и грубой. В 1924 году, передавая только что оккупированный порт, один из важнейших на Балтике, в состав будто бы независимой, созданной англичанами антирусской Литвы, Англия, Франция, Италия и Япония подписали так называемую «Мемельскую конвенцию», которой гарантировали неприкосновенность территории новой Литвы. Теперь они прямо обязаны свои гарантии каким-то образом подтвердить. Ну, об Италии и Японии что говорить, такие же волки, так и нечего о них говорить. Но Англия, Франция, такие демократические, такие цивилизованные, такие миролюбивые? Оказывается, и о них тоже нечего говорить: молчат и миролюбивые, даже формального протеста не подают и совещаний между собой никаких не проводят. Лига наций тоже молчит как убитая.
Нечему удивляться, что в тот же день Словакии приходится утвердить уже прямо унизительный договор о взаимной помощи и, разумеется, сердечной дружбе с нацистской Германией, а Румынию, перед которой маячит тот же призрак зубастого волка, Берлин принуждает подписать кабальный торгово-эономический договор. Договор не просто кабальный, а на редкость кабальный. По этому договору Германия устанавливает полный контроль над всей экономикой, над нефтью Румынии прежде всего. Больше того, полный контроль над румынской экономикой, над румынской нефтью прежде всего не может не привести к господству Германии над всей Юго-Восточной Европой, которую Англия всегда считала сферой своих исключительных интересов: в конце концов семь миллионов тонн румынской нефти – это горючее для танков и самолётов, готовых броситься на запад, на юг или восток, как заблагорассудится вошедшему во вкус зубастому волку.
Вся Европа должна встать на дыбы, ведь с этого дня она на шаг от всеобщей, хорошо если только всеевропейской, а скорее всего всемирной войны. Первой должна всполошиться Англия, за ней не может не последовать Польша. Товарищ Сталин на этот счёт заблуждается: первой всё-таки откликается Польша. В десять часов утра двадцать четвёртого марта начальник второго отдела польского генерального штаба вручает нашему военному атташе официальное сообщение о частичной мобилизации, которая касается четырех пехотных дивизий и одной кавалерийской бригады:
