Она не чувствовала тревоги. Пока что.
Просто что-то… не так.
На кухне она открыла шкаф – второй слева, верхняя полка, чашка с тонким краем. Потом – чайник, потом – баночка с крупнолистовым чаем. Всё привычно. Всё по памяти. Она даже на секунду позволила себе лёгкую улыбку, вспомнив, как Лада учила её держать нож – не остриём вверх, не пальцы под лезвие. Как заваривать чай – не кипятком, а водой чуть остывшей.
Тепло этих воспоминаний отступило, как только она поняла: Лада не вернулась.
Она присела на табурет, чашка так и осталась в руке, пар от чая касался лица – мягко, почти ласково. Но вкус казался мёртвым. Она сделала глоток и сразу отставила чашку. Аппетит исчез.
На миг она сжала губы, прикусила нижнюю – привычка, от которой Лада всегда отучала.
“Всё хорошо,” – подумала Анжелика. – “Может, внеплановая операция. Может, срочный вызов. Она же хирург. У неё бывают сутки, когда не до сна, не до звонков.”
Но в груди начало разрастаться что-то медленное и холодное. Не паника. Пока ещё нет. Но предчувствие.
Она встала. Снова на ощупь – дверь, коридор, сотовый. Пальцы пробежали по кнопкам. Гудок. Один. Второй. Третий. И… автоответчик.
Голос Лады – уверенный, спокойный, сильный – вдруг показался чужим, далёким.
Анжелика не повесила трубку сразу. Просто стояла, прижимая к щеке холодный пластик.
Но уже чувствовала, что мир, в котором она ориентировалась без глаз, стал незнакомым.Она ещё не знала, что всё изменилось.
Анжелика положила трубку и тут же снова взяла её в руки. Пальцы двигались быстро, уверенно – на память. Она знала, куда нажимать. Телефонная книга в голове была выстроена как партитура: чётко, без пауз, в нужной тональности.
Первой была больница.
– Доброе утро. Это Анжелика Онегина. Я ищу свою сестру, Ладу Лаврину, кардиохирурга. Она не вернулась домой.
– Лада Александровна?.. Подождите, сейчас посмотрю расписание…
Шуршание бумаг, щелчки клавиш.
– Сегодня её смены не было.
Анжелика едва заметно отстранила трубку от уха. Медленно вдохнула.
– Вы уверены? Она ушла вчера утром на работу.
– Вчера у неё была внеплановая операция, насколько я помню, но… она покинула больницу вечером.
– Во сколько?
– Кажется, около восьми. А потом она ушла.
Кажется. Слово, от которого что-то внутри Анжелики оборвалось.
Она положила трубку. Позвонила в приёмную. Потом в отдел кадров. Потом в ординаторскую. Потом в знакомую медсестру – Олю, та всегда отзывалась.
Никто не знал. Никто не слышал. Никто не видел.
Каждое «нет» – как шаг в пустоту. Как удар, не по телу – по звукам.
Она крепче сжала телефон в пальцах и перешла к следующему номеру. Тот, кого не хотела набирать. Глеб.
Пальцы дрогнули. Она не произнесла его имя вслух. Просто нажала на вызов.
– Да? – Голос сонный. Хриплый. Без напряжения.
– Это Анжелика.
– М-м… привет. Что-то случилось?
Она молчала секунду. Только дышала. Долго. Ровно. Как учили её во время приступов паники.
– Лада пропала.
– Что?
Он произнёс это слишком быстро. Слишком спокойно.
– Не вернулась домой. Не отвечает. Никто не знает, где она.
Пауза.
– Ну… может, задержалась. У неё бывают такие дни, ты же знаешь.
– Она всегда пишет. Или звонит. Всегда.
– Может, телефон разрядился.
– Может, тебе просто плевать.
Молчание. Теперь с его стороны.
– Ты что вообще несёшь?.. – начал он.
– Если ты знаешь, где она, – сказала Анжелика тихо, почти шёпотом, – скажи. Не мне. Себе. Чтобы не сдохнуть потом от стыда.
