Ник сидит за барной стойкой, вертя в руках бокал с какой-то наливкой, и периодически кивает, когда пожилой хозяин гостиницы, кажется, в третий раз, рассказывает ему о том, как все здесь было устроено в шестидесятых. Верхний свет выключен, так что помещение освещает лишь теплое сияние огня в камине и мерцающие гирлянды. В тусклом свете бар напоминает старинные таверны, которые были тут лет сто назад, разве что без гирлянд.
– Присоединяйся, – предлагает Ник, поднимая бокал.
Вообще-то я предупреждала его не пить сомнительного вида и состава алкогольные напитки, но он решил, что раз угощают, то отказываться нельзя. А может, просто хочет надраться. Я несколько раз пыталась вытянуть из него подробности его внезапного побега, но он меня проигнорировал.
– Может, лучше присоединишься к поискам? – предлагаю я, помахав журналом.
– Внутреннее чутье мне подсказывает, что все это бесполезно, ничего здесь нет. Просто поверь мне.
Я хмыкаю:
– Я бы не доверила тебе даже чистку собственных ботинок.
– Налейте ей выпить! – просит Ник.
Старик ставит на стойку еще один стакан и так по-доброму улыбается, приглашая меня рукой, что стыдно ему отказывать. Собрав журналы в стопку, я отодвигаю деревянный барный стул, по каким-то фантастическим причинам еще не рассохшийся от времени, и сажусь.
– Только один стаканчик, и то исключительно из благодарности за вашу доброту, – говорю я, улыбнувшись. – А потом я вернусь к поискам.
Вкус напитка приятный и пряный, а эффект почти незаметный. Тепло медленно проникает внутрь, и тело так чудесно расслабляется. Один стаканчик вскоре превращается в два, и я уже теряю счет времени, медленно потягивая домашнюю наливку под бесконечные истории хозяина дома.
Протирая тряпкой стаканы, он рассказывает о жене, что ушла на тот свет пять лет назад, о двух старших братьях, с которыми рыбачил в детстве. О том, как по семейной традиции сделал предложение супруге под старым буком, в который ударила молния, и теперь тот стал одной из особенностей городка. И много еще о чем.
Я киваю, подперев ладонью щеку. Алкоголь уже добрался до кончиков пальцев, и это приятно. После всего, что произошло за последние несколько дней, мне хочется забыться хотя бы на пару часов, чтобы не думать о том, что жизнь моя, по сути, пошла под откос.
– И вот, стоя на одном колене, я протягиваю ей кольцо, когда в дерево попадает молния.
Ник зевает. Кажется, эту историю мы уже слышали минут пятнадцать назад. Словно заезженная пластинка, хозяин гостиницы слово в слово повторяет рассказ, вместе с нами опрокидывая стопку. Я закрываю рот рукой, сдерживая смех, Ник поворачивается и криво улыбается, тоже сообразив, что старика «заело».
– И дерево начинает гореть. Моя Мадлена как закричит! Какое уж там предложение. Так оно до сих пор и стоит, половина продолжает себе расти, а вторая – выгорела, пугая по ночам прохожих голыми ветками.
Стоп! Почему это кажется таким знакомым?
– Не могли бы вы повторить? – прошу я, и Ник хмыкает, решив, что я иронизирую.
– Говорю, что вторая половина так с того дня и не цвела. Выгорела вся. Почти до основания.
Не может быть!
– Ник, на пару слов, – встаю я и кивком показываю идти за мной.
Он неохотно поднимается и также неохотно плетется следом.
– Что-то случилось?
И когда останавливаюсь у туалета, в нерешительности застывает.
– Что, и тут без меня не справишься?
– Давай, залезай, дурень! – Я тяну его за локоть в крохотную уборную и, с трудом развернувшись, закрываю дверь.
