Так вот – родились ли мы в жизнь, жесткую и равнодушную, или в любовно распахнутый тебе мир, сотворенный родными душами? Родные души – первый пейзаж мира, где все одушевлено и все для тебя. Но они также и навязанное, сладко-горькая пелена иллюзий, сквозь которую трудно пробиться к жизненной трезвости. Но стремился ли я к ней, скажи, стремился ли к ней ты, мой случайный читатель? Я б и всю жизнь с радостью прожил в уютной детской пеленке, если б не ушли одна за другой в небо родные души. А не подпертый другими, не разделенный с любящей душой, мир становится жесток и хрупок, крошится об жизнь, становится тем самым разором – облупленной стенной штукатурки, обнажающей деревянные перекрестия, что вечный мой кошмар. Отыщи и в своих снах это видение, случайный читатель. А я еще раз напомню известное, что не разделенный ни с кем миф, уж вовсе и не миф, а натужная фантазия, нетрезвость. Сколь он ни был бы изящен, это не возвышение, а смущенье духа. Скажи, случайный читатель, не потому ль я нагромождаю ворох слов, что страшусь заговорить о главном? О тех, для кого моя история изначальней и продленней, чем для меня самого.
Ну что ж, пора вторгнуться туда, где заповедно. Итак, первым живым существом, с которым я повстречался в мире, была моя Мама. Наверняка, стоило б именно с нее начать воспоминание о самых близких. Но могу ли я начать с нее, если она – узел всех моих чувств и страстей? Иногда мне кажется, что она больше я, чем я сам. Когда она умерла из меня словно вырвали клок, и оставили жить остальное. Наверно и вовсе нельзя так любить человека, что-то в этом чуется богоборческое. Прошло уже едва ни три десятка лет, больше половины прожитой жизни, а я и теперь Маму вспоминаю с мукой. Да зачем вспоминать, если она и есть я, дорогая тень обитает во мне, а не рядом. Лучше начну подряд, с верхушки лестницы поколений. Но это завтра – дам себе передышку, к тому ж призывает жизненная суета.
День 3
29 января, вторник
Вторник – день полегче, хотя погода все равно дрянь, и настроение подстать. Но, надеюсь развеется печаль, когда заговорю о самых родных. Заранее предполагаю, что это будет ворох чувств взамен связного рассказа. Так оно и честнее – тут своя связь, свои прилеганья концов к началам. Не будет и россыпи рассказов – моя душевная жизнь не членится на эпизоды, все слитно, все ручьи стремятся к морю. Один венценосный мудрец во время оно размышлял, от кого из родных унаследовал свои замечательные свойства. У меня тоже было вовсе неплохое наследство, но, вопрос, как я им распорядился. Не стану утверждать, что совсем уж дурно, но все ж не рачительно. Если считать родных составом моей личности, то Бабушка – телесное, Мама – душевное, Отец – умственное, Дедушка – духовное. С него я и начну, с Дедушки, папиного отца.
Сам Отец, с малолетства подавлявший нежность своей натуры, да и вообще всю жизнь изображавший презрение к тонким чувствам, относился к нему с острейшей, пронзительной жалостью. В моей памяти о Дедушке тоже звучит эта жалостливая нота, но все ж она светла, то есть память. А что до жалостливости, то в детстве она пробуждалась у меня легко, и не только к людям, но и брошенным, ненужным предметам. Я с ней боролся, как с какой-то помехой жизни. Я рад, что ее победил. Вряд ли оно было добрым и здоровым качеством, это бессильное, лишь растравляющее душу чувство. Разве что, победа оказалась слишком полной, до совершенного, подчас, бесчувствия, то есть сочувствия чисто умственного, налагающего ответственность – лишь бледной тени слезливой детской эмоции.
