Все в церкви было, как прежде, разве что ширма в заалтарном пространстве не была расставлена и завешена покровами, как при службах патера. Но вот рядом с алтарем в особой подставке стояло знамя отряда, а перед ним.... Идея была очень простая, и потому вчера Семен все сразу понял из коротких пояснений старца. На невысокой, меньше метра высотой, подставке, с чуть наклоненной поверхностью (чтобы было лучше видно), лежала небрежно наброшенная (на самом деле, специально сложенная) орденская накидка, так, чтоб символы Ордена были видны. А к ней, тремя отдельными кусками, с помощью тонких, почти незаметных скоб был приделан меч, разломанный на три части – отдельно рукоять и два куска лезвия. Седов не знал, как их ломали, но лежали они не как в кино, ровным полотном, а были заметно перекручены, что только подчеркивало, что меч именно сломан. Он еще поблескивал хищной серой сталью боевого оружия, но был уже не опасен. И рядом со знаменем, и рядом с этой подставкой были размещены светильники, так, чтобы все это было видно в деталях. Простая композиция, но деревенские замирали, глядя на нее не то, как на ядовитую змею, не то, как на некое чудо.
Когда все собрались, князь, завершая на сегодня свою роль, вышел перед алтарем и сказал:
–Приняли мы решение, что все мечи Ордена будут сломаны, и останутся так, пока не изгоним мы с земель этих Ливонский орден на веки веков. После же того мы соберем их и перекуем на плуги и иные мирные орудия труда для людей, что земли эти населяют. В том мы на знамени нашем клянемся!
–Клянемся! – не очень стройно отозвались те бойцы отряда, что были в это время в церкви.
Князь, дождавшись, когда затихнут отголоски этого крика, продолжил:
–И еще одно. В память о побратиме нашем решили мы, что имена всех воинов отряда, в походе этом погибших, занесем на особый памятник и будем хранить вечно, покуда наш Орден стоять будет.
Из бокового входа зашли два бойца из десятка Черного и он сам. Бойцы несли нечто, завернутое в холстину. Подойдя к правой стене напротив алтаря, они сняли холстину, под которой оказалась простая доска, метровой примерно длины и шириной сантиметров пятнадцать. Свежеоструганое дерево было светлым, только по краям виднелась угольно-черная кайма, да вырезанные по центру буквы также были зачернены. Буквы эти складывались в три простых слова: «Юрко Седмец из Пескова». На виду у затаивших дыхание селян Черный принял у бойцов доску, показал ее всем, обернувшись к народу, а затем повесил на правую стенку, где сегодня утром под нее приготовили два колышка. Света хватало и там, так что все было отлично видно. Отойдя от доски на шаг, Черный поклонился ей в пояс, задержавшись в поклоне, после чего разогнулся и отошел. За ним подошел князь и поклонился точно так же. После стали подходить и кланяться и остальные бойцы отряда, сразу после того выходя из церкви.
Стало намного просторнее, и по залу прошли шепотки. Однако они сразу прервались, когда к алтарю вышли князь и Ефим.
–Сами мы в основном пришли из псковской земли. Крещены все по православному обряду. Здесь среди нас нет священников – сказал князь – но в Бога мы верим. Наш книжник, Ефимий, скажет о том несколько слов, а потом прошу помянуть ныне упокоенных.
Князь тоже вышел, а Ефим, встав возле подставки, игравшей роль кафедры, начал:
–Не знаю, рассказывал ли вам патер Бенедикт о том, как Христос собирал своих учеников, и о беседах их?…
