60 лет в строю санитарно-эпидемиологической службы. Исторический очерк - страница 10

Так было принято считать до шестидесятых годов ХХ века, когда вдруг стал стремительно распространяться по свету вибрион Эль-Тор, вызывая скоропостижные смерти с обезвоживанием организма, совсем как «классический». Пришлось той же ВОЗ в срочном порядке признать и его возбудителем холеры! Появился новый диагноз: ХОЛЕРА ЭЛЬ-ТОР.

К середине шестидесятых годов эпидемии холеры охватили Филиппины, Индонезию, Пакистан, Корею, Вьетнам, Иран, Афганистан, вплотную приблизились к южным рубежам СССР. Под угрозой проникновения заразы оказались Туркмения, Узбекистан, Таджикистан, непосредственно граничащие с Афганистаном. Но, эта угроза казалась нашим руководителям весьма относительной, ведь по их мнению границы наши были надежно защищены «соответствующими инструкциями» от любых инфекций!

Вот, например, что предписывалось работникам Санитарно-контрольного пункта (СКП) в городе Термезе – областном центре Сурхандарьинской области Узбекистана и отделенном от Афганистана лишь рекой Амударьей. Иностранным гражданам, в случае эпидемий в их странах, не давалось права задерживаться в Термезе дольше одного светового дня. Их должны были принимать и сопровождать представители Узбекистана, хорошо инструктированные по мерам профилактики особо опасных инфекций. Одежда тех и других к концу дня подлежала дезинфицированию. Иностранцев размещали в специальном отдельном доме вблизи пограничной заставы, который также регулировали. Советские граждане, общавшиеся с такими зарубежными гостями, и даже все члены их семей ставились под медицинское наблюдение. А если уж в «стране убытия» регистрировалась чума, холера или оспа, так прием оттуда людей и товаров был вообще воспрещен. Ну какая же инфекция, скажите на милость, способна проникнуть сквозь столь надежный кордон!

Все же в начале лета 1965 года бдительный Минздрав СССР командировал в Афганистан известных ученых противочумной службы – А.К.Акиева, Н.И.Николаева, сотрудников ряда противочумных учреждений (Ю. Г. Сучков, Ю.В.Канатов и другие). Они осмотрели больных афганцев и пришли к заключению, что желудочно-кишечные расстройства у них мало похожи на холеру, заболевания разрозненны, не связаны друг с другом. Ну, а бактериологического обследования их не проводили, т.к. такой службы в Афганистане в то время не существовало, а наши консультанты необходимого лабораторного оборудования с собой почему-то не захватили. Наш Среднеазиатский н. и. противочумный институт тоже не очень волновался по этому поводу.

В первых числах августа 1965 г. руководство Института направило меня в Каракалпакию для консультации по поводу предполагаемой эпизоотии пастереллеза на краснохвостых песчанках. Эта инфекция встречается у большинства видов млекопитающих, птиц, в отдельных случаев она поражает и людей, а ее возбудитель в окрашенных мазках под микроскопом напоминает микроб чумы.

В г. Нукус я прилетел пассажирским рейсом в жаркий полдень 6 августа. Хорошо запомнил эту дату, так как именно с нее начался многолетний и полный приключений путь в новой области моей деятельности. Никто там меня и не собирался встречать, но Каракалпакская противочумная станция, куда я был командирован, находилась в «шаговой доступности» от аэропорта. Так что добраться до нее пешечком с моим легоньким походным чемоданчиком не составило никакого труда. Станция размещалась в одноэтажных глинобитных и щитовых домиках, окруженных крепким бетонным забором. Мое командировочное удостоверение без труда открыло мне доступ на территорию. Да к тому же сторожа уже знали меня по недавней работе по лепре. Я предоставил свои «верительные грамоты» чем-то сильно озабоченному пожилому начальнику станции П.А.Грекову. Повстречался с моими сверстниками, врачами из Тахта-Купырского противочумного отделения – Валерием Чумаченко и Виктором Серединным. Те с тревогой попросили меня, в качестве консультанта из института, посмотреть культуры, выделенные от больных людей, страдающих желудочно-кишечными расстройствами. Такая же культура от больного острой диареей была выделена и в станционной лаборатории И.Б.Островским. Мы все вместе быстро убедились, что полученные ими культуры являются холерными вибрионами. Ничего себе, командировочка! Конечно, мы тут же направили срочные сообщения о выделении холерных вибрионов из материала умерших от диарей Минздравам: СССР, Каракалпакии, Узбекистана, как это и положено по инструкции. Сообщение выслали утром 7 августа. А вечером этого же дня в Нукусе вдруг поднялся страшный переполох. Начальника станции Грекова срочно вызвали в местный Минздрав: прибыла высокая комиссия из Ташкента в составе члена ЦК Компартии Узбекистана М. М. Мусаханова, зампредсовмина Узбекистана В. А. Азимова, председателя республиканского КГБ С.И.Киселева, министра здравоохранения Узбекистана Б. Х. Магзумова, директора санитарно-гигиенического института А.З.Захидова и консультанта Узминздрава профессора И.К.Мусабаева. Последний, прибывший раньше всех, известный в республике инфекционист. Он посетил с местными специалистами инфекционные больницы г. Нукуса и близлежащих районов, учел результаты, полученные противочумной лабораторией, и вынес грозный вердикт: в городе и районах эпидемия ХОЛЕРЫ! В полдень 8 августа в Нукус в срочном порядке прибыли представители Минздрава СССР – замминистра А.И.Бурназян, академики З.В.Ермольева и Н.Н.Жуков-Вережников. С последним я встретился в кабинете начальника станции, куда он вошел с обычным для него приветствием: «Салют, камарадос!», словно он не в Нукусе, а в пылающем гражданской войной Мадриде! Николай Николаевич – пожилой, высокий, худощавый, несколько сутуловатый мужчина с лицом, чем-то напоминающим А.Ф.Керенского, только в очках, с таким же седоватым «ежиком» на голове. В сером походном костюме. Действительный член Академии медицинских наук СССР. Один из «отцов-основателей» советской противочумной службы. Непререкаемый авторитет в вопросах особо опасных инфекций. Правая рука Министра здравоохранения. Главный консультант Минздрава по чуме и холере. Автор ряда разработок по их лечению и профилактике. Правда, некоторые из хорошо знающих академика поговаривали, что кое-какие «передовые идеи» он черпал из зарубежной литературы, «закрытой» для большинства советских ученых из-за «железного занавеса». При этом чаще всего как-то забывал ссылаться на первоисточники. В конце сороковых годов был пламенным пропагандистом идей «народного» академика Лысенко и борцом с «вейсманизмом-морганизмом и менделеевской генетикой – продажной девкой империализма». После низвержения Лысенко, этого идола сельскохозяйственных наук, Николай Николаевич с не меньшим пылом стал внедрять принципы той же генетики (ДНК-регуляторы, ДНК-операторы, репрессоры, структурные цистроны и др.) для оправдания своего «прокола», о котором скажу ниже. Короче, как тогда говорили, он «непоколебимо колебался вместе с колебаниями Генеральной Линии». Я столь подробно описываю ЭНЭН, как часто его именовали для краткости, потому что, волей судьбы, мне было суждено сражаться с этим Голиафом по некоторым принципиальным вопросам эпидемиологии, микробиологии, клиники, лечения и профилактики холеры. Но об этом несколько позже. А пока вернусь к прерванному повествованию.