Умная Лина тут же завела свой надоевший мотив: "Ну что, курица безмозглая, далеко собралась? Ты хоть знаешь, куда идёшь? В какой-то "шанхай", в частный сектор! Заблудишься, не убежишь, не спрячешься! Воспользуется молоденький красавчик твоей дуростью, помяни моё слово! Знаем мы эти "музыку послушать, чайку попить"! Охнуть не успеешь, без трусов окажешься! Воспользуется тобой, и поминай, как звали!" Лина гнала от себя плохие мысли, нетерпеливо ждала и страшилась неумолимо приближавшегося вечера.
Лина была девственницей. Да-да, почти двадцать лет – и девственница. Воспитанная на романах о целомудренной любви, не имевшая в окружении ни одной разбитной или легкомысленной, сговорчивой на плотскую любовь подруги, Лина твёрдо знала: её первым и единственным мужчиной будет муж, и только муж. Один на всю жизнь. Убеждение это не было результатом сложных переживаний или умозаключений, просто "моральная установка" впиталась через кожу, поселилась в душе Лины сама собой, побуждая жить и чувствовать так, и никак иначе. Иначе для неё было просто невозможно. Как ни мечтала Лина провести с Максом остаток жизни "долго и счастливо и умереть в один день", доводы Умной Лины, на этот раз, казались не лишёнными логики и здравого смысла. "Мальчик, избалованный женской лаской, меняющий подружек чаще, чем ты меняешь книжки в библиотеке, о какой "вечной любви" с ним может идти речь? – наседала Умная Лина, – Ну, сама подумай, какой из Макса муж? Не смешите мои тапочки! Такие ухари нагуливаются ближе к старости. А могут и вообще никогда не остепениться, превращают охоту за дурочками , вроде тебя, в вид спорта. Остынь, не твоего поля эта ягода. Для семейной жизни поищи кого попроще. На Макса можно только издалека любоваться. Лучше всего не живьём, а на фотке, так безопаснее".
Лина с горечью соглашалась с железобетонными аргументами, но собираясь к Максу, почему-то особенно тщательно выбирала нижнее бельё. И выбрать-то особо не из чего, тогда красивое бельё было для простой советской девушки недоступной роскошью. Отложив белые хлопковые трусики в цветочек и телесный рижский бюстгальтер – подарок сестры, Лина достала упаковку с новыми колготками, надо будет осторожно натягивать, с носочка – не дай бог, порвутся! Ведь немалых денег стоят – семь семьдесят, и это последняя пара, больше нет. Мучительно долго решала вопрос: надевать ли серые шерстяные рейтузы? Они такие ужасные, вечно собираются складками под коленками, и без того полные ноги выглядят жутко толстыми. Чтобы ноги казались стройнее, надо натянуть потуже. Приходится завязывать на талии специальную резинку-пояс, а верх рейтуз загибать вниз, так хоть сколько-то продержатся. Но от этого бёдра выглядят раза в полтора толще. Не годится. Сколько там градусов? Минус двенадцать. Резкого похолодания, вроде, не обещают. Ничего, искусственная шубка длинная, на утеплителе. Под неё надеть длинную клетчатую шерстяную юбку-полусолнце. Авось упрятанные в складках коленки не успеют замёрзнуть.
Лина днём и ночью думала о том, что может случиться. Как могла не думать?.. А если Макс будет так настойчив, что она не сможет устоять, удержаться на грани здравого смысла? Все её предыдущие парни, если и пытались добиться близости, становились такими смешными и нелепыми, когда возбуждённо сопели, заваливая её на диван и пытаясь взгромоздиться сверху. Такие попытки не вызывали у Лины никакого эмоционального отклика, разве что, приступы неукротимого хохота. Ничто так не убивает мужское желание, как женская насмешка.
