– Ты? Да хорош языком молоть, какая в Южной Корее армейская подготовка! Там одни натовские амбалы строем шагают, усиленно делая вид, будто это не они продули вьетнамцам, – и Тимур громко расхохотался, освобождая заломленную руку.
– В Северной, – осторожно поправил его Джин.
– Постой, ты же мне говорил, что ты из Южной Кореи. Ты опять путаешься в показаниях!
– Это вы что-то путаете, – покачал головой Джин. – Из Южной Кореи Ли, а я – из Северной.
– Ну извини, брат, – нахмурился резко Тимур, – не повезло тебе.
– Нет-нет, не извиняйтесь! Не за что тут извиняться, я не стыжусь своей Родины, хотя, да, уже привык, что люди шарахаться начинают, когда узнают, откуда я родом. Словно я прокаженный какой-то. То есть мы прокаженные…
– Так ты точно не Ли? – с сомнением воззрился на него Тимур, опускаясь в кресло и почесывая лоб. – Или кто из нас двоих сходит с ума?
– Меня зовут Джин, – тихо, но твердо повторил кореец, и Тимур непонимающе покачал головой.
– А с Ли вас как судьба свела? Писатель мирового уровня из Южной Кореи и бывший солдат из КНДР – что вас связывает-то? Что за дружба у вас такая, что в поездки куда-то вместе летаете?
– Ну, это долгая история, – замялся Джин и опустился в кресло Ли.
Все это время Комаров с большим интересом наблюдал развернувшуюся перед ним сцену, а потом вдруг ни с того ни с сего произнес:
– А вы не обратили внимания, что куда-то пропали все стюарды?
– Да! – с готовностью закивал Чернов. – Я как раз шел к кабине пилота, чтобы позвать кого-то из персонала, когда наткнулся на тебя.
– Когда этот свет залил салон самолета, все резко попадали на пол, а мне-то в наручниках как-то неудобно было этим заниматься, вот я и остался в кресле и все видел. Поначалу стюарды еще мельтешили по проходам, призывая всех к спокойствию, а потом яркая световая вспышка на секунду ослепила и меня, и когда зрение ко мне вернулось, ни одного стюарда в салоне уже не осталось.
– Я же говорю: инопланетное похищение! – с забавной уверенностью в голосе произнес Тимур. – Нам только для полного комплекта бед агента Малдера на борту не хватает. Уж он-то бы выяснил, что здесь, черт побери, происходит!
– Так чего вы от меня-то хотели? – снова повернулся к нему Комаров. – Зачем освободили?
– Хочу Ларке тебя отвезти. Она давно с тобой не виделась и соскучилась поди страшно. Вот пусть полюбуется на любовь всей своей жизни.
– Что вы несете? – изумился Андрей. – Зачем вам это нужно? Она поди давно выбросила меня из головы. Да и… вас же посадят.
– А какое это имеет значение? Надо исполнять все тайные желания своей супруги! – и он злорадно расхохотался, положив ладонь на плечо Джину.
Тот весь разом как-то съежился и вжался в кресло.
– Не надо, Ли это не понравится…
– Не понравится что?
– Он не любит, когда кто-то со мной фамильярничает…
– Кстати, куда этот твой Ли запропастился? Пожалуй, продолжу читать его «Зиму». Книжка и вправду увлекательная, очень рекомендую, – и он кивнул Комарову.
– Ему медицинская помощь требуется, – прошептал Комаров, наклоняясь к самому уху погруженного в чтение Тимура.
– Мое какое дело? Да и с чего бы, собственно? – дернул тот плечом, не поднимая глаз.
– Да посмотрите же вы на него!
Сидевший у прохода Джин бился, как под током. Его лицо покрылось сизыми пятнами, глаза закатились, а пальцы вцепились в подлокотники. Черты лица его менялись с каждой секундой, воинствующе-растерянный вид сменялся скромной интеллигентностью, затем будто кто-то проводил губкой по его лицу, словно стирая прежнее выражение, под ним проступало новое, и все повторялось заново: северокорейский военный летчик Джин морщился и выл, не позволяя печальному южнокорейскому писателю Ли вновь прорваться наружу.
