– Похоже, Ваша жена просто мечтательница. Не судите ее строго…
– Да разве я сужу! Я же с ума без нее сойду, ну какое тут может быть осуждение… А она считает, я ее кандалами сковал по рукам и ногам, ребенка требую. Думает, поди, что я деспот, домостроевец… А самой только бы стихи свои писать да на Марс поскорей от меня смотаться… А какие она стихи пишет! Ммм, жаль, Вы русского не знаете. Я ее тетрадочку все время с собой вожу, перечитываю, когда сильно скучаю по ней…
– Вы хороший человек, Тимур, – Ли слегка коснулся его бледной холодной ладони с тонкими пальцами. – И Ваша Лара наверняка тоже, иначе Вы бы ее просто не полюбили. И она не изменяла Вам – ну подумаешь, о Марсе фантазирует, а моя вот зато…
– Эх! – Тимур изо всех сил ударил кулаком по колену и снова согнулся. – Чего она от писателя-то ушла? Вы же поди кучу денег зарабатываете.
– Кучу, кучу… В каком-то смысле так и есть. Вот Ваша Лара издает свои стихи?
– Да какое там! Кто сейчас стихи-то читает?
– Вот именно. Вот и мне, чтобы заработать эту самую кучу, приходится… всячески ублажать читателя.
– Про вампиров что ли пишете? Или пятьдесят оттенков спермотоксикоза на свой лад переписываете?
– Не совсем, – расхохотался Ли. – Но интеллектуальная проза у меня не выходит, как я не пытался. Сперва наивно думал, что стоит мне взяться за ручку, как все пойдет само собой, и я напишу глубокомысленный шедевр, который мои нынешние поклонники непременно оценят, а на деле выходит очередная попсовенькая история ни о чем, и я ничего не могу с этим поделать. Рад бы в классики…
– Зато у Вас мировая слава, приятель. Кому нужны сейчас эти Ваши классики. Надо шагать в ногу со временем, – по лицу Тимура прокатилась судорога презрения.
– В ногу… строевой шаг какой-то получается. Идем стройными рядами, чеканя шаг…а куда?
– В дивное новое будущее, – процедил Тимур.
– То-то и оно, – вздохнул Ли. – А Вы и вправду ничего из моего не читали? Вот, кажется, у меня тут завалялось что-то из последнего. Подписывать не стану, поскольку, на мой взгляд, это очередная несусветная чушь. Правда, народ ее обожает, – и он протянул Тимуру небольшую синюю книжицу с рисунком замка на обложке и надписью «Ли Гуаньчжун «Зима».
– Спасибо. Зимы-то мне как раз в Малайзии и не хватало. Я обязательно прочту, даже вот прямо сейчас начну, все равно перелет долгий. А Вы все же не оставляйте своих попыток написать что-то настоящее, что-то стоящее. Рано или поздно у Вас должно получиться, раз Вы так сильно этого хотите.
Ли тепло и благодарно улыбнулся, кивнул и потянулся к рюкзаку, достал из него толстую записную книжку, раскрыл ее и замер, закусив зубами и без того изрядно покусанную ручку:
– Не могу на компьютере текст набирать, все плывет перед глазами. Двойную работу поэтому приходится делать, – виновато объяснил он. – Я, пожалуй, попробую последовать Вашему совету, – и кончик стержня тут же забегал по тонкой желтоватой бумаге явно дорогой записной книжки с золотым обрезом.
Несколько секунд Тимур наблюдал за появлением иероглифов на страницах, а потом раскрыл повесть, но не успел прочесть ни строчки, как самолет вдруг резко затрясло, и над креслами моментально загорелось табло «Пристегните ремни». Ли отложил ручку и заботливо помог Тимуру пристегнуться, а затем пристегнулся сам. Самолет продолжало трясти, у кого-то впереди посыпались с полок легкие сумки и надрывно заплакал ребенок… По проходу пробежали испуганные бортпроводники, не отвечая на вопросы обезумевших от страха пассажиров, и Ли в их перешептываниях сумел уловить только лишь что-то о потере связи с диспетчером.
