Ярнэ наверняка давно превратили в оплот европейской цивилизации с пластиковыми окнами, ламинатом, подвесными потолками со светодиодными лампами, матово-стеклянными дверями, плазменными панелями на стенах и прочими беднейшими образцами современной маркетинговой мысли, созданными под лозунгом: «Все для комфорта среднестатистического буржуа!» Вместо этого простенки между колоннами украшал темно-красный гобелен с золотой отделкой, а наверху, между круглыми окнами к песочным стенам крепились все те же темные фигуры, словно сошедшие со страниц поэм Гомера. Слева чуть в глубине за колоннами прятался огромный камин с лежавшей возле него кучей дров.
Администратор с пониманием отнеслась к реакции вновь прибывших и дала им несколько минут, чтобы осмотреться и немного придти в себя от обилия столь неожиданных впечатлений. А потом пригласила их к столу, чтобы зарегистрировать и выдать ключи от комнат – настоящие массивные металлические ключи, а не давно уже повсеместно применявшиеся карточки.
Комната Златы располагалась на втором этаже и поразила ее ничуть не меньше восхитительного холла: на противоположной от входа стене, справа и слева располагались высокие окна, охватывающие пространство от пола до потолка, а в простенке между ними стояла огромная кровать, на ней с легкостью могли бы поместиться четыре человека. Она была накрыта плотным бархатным покрывалом все того же темно-красного цвета, характерного для оформления холла. Спинка кровати, созданная в причудливо-готическом стиле, поднималась почти до самого потолка. Справа, у окна виднелся старинный стол с зеркалом и письменными принадлежностями. Слева – пара кресел. С обеих сторон от двери стояли массивные шкафы – книжный и высокий резной шифоньер. Такой роскоши Злата не встречала никогда и в первые минуты не смела даже прикоснуться к тяжелой тюли или золотистым бархатным подушкам в изголовье кровати. Окна ее комнаты выходили прямо на заснеженную равнину у подножия скалы, и она залюбовалась последними отблесками заката, еще игравшими на отдаленных склонах гор. Но темная синева постепенно отвоевывала небо, загоняя прощальные золотисто-розовые всполохи за горизонт. И вот за считанные минуты, которые ушли у Златы на раскладку вещей и переодевание, темнота опустилась на долину, накрыв Ярнэ своим звездным омофором.
I
.
MH
370
Он стремился ко мне, я была его сном.
Каждый день мне навстречу, презрев свою боль,
Выходил он, ломая вселенский закон,
Что гласит: меж такими преступна любовь.
Он рассказывал морю о чувствах своих,
То, волнуясь, смеялось, шипя у колен.
Ветер выл: «Ты ослаб, ты не сможешь, старик,
Завладеть ее телом и взять ее в плен».
Но безумец не зря появился на свет.
С новой сетью он вышел в затерянность зла
И добился меня после столь долгих лет.
Но он был стариком, а я рыбой была.
– Что скажете, Алексей?
Тот медленно и натужно пожал плечами, не отходя от огромного, практически от пола до потолка, окна, не так давно облеченного в желанный пластик. Что он мог сказать? Он мало что понимал в поэзии и никогда ею не увлекался. Начиналась метель, и сухие снежинки кололи стекло своими крошечными остриями, вдребезги разлетаясь в безумном морозном вихре и оседая гладким и хрустящим полотном под ногами укутавшихся прохожих. Алексей коснулся лбом прохладного стекла и прикрыл глаза – за девять часов полета ему не удалось отключиться ни на минуту, а в аэропорту сразу раздался звонок из управления, и теперь Эдуард Николаевич вместо того, чтобы коротко озвучить задание, зачем-то декламирует чьи-то второсортные стихи. Ну или кажущиеся второсортными. Не Лермонтов. Даже не Пастернак.
