– А теперь мы приступим к тому, ради чего все мы здесь собрались! Господин Яблонский начал без нас, поэтому нам пришлось его временно обездвижить. Кто готов на этот раз стать жертвой великого народного гнева?
Из толпы раздался чей-то радостный писк, и к Подвальному выбежала полноватая дама в нацистской форме, плотно обхватывавшей ее округлые формы.
– Госпожа Улитская! Приветствуем! Народ готов принять такую жертву? – толпа радостно загудела. – Тогда приступим!
Откуда-то возник огромный нож, которым Подвальный в несколько ловких движений рассек форму СС, обнажив рыхлое жирное тело Улитской.
– Нам будет вас не хватать, – печально пожал он плечами и повернулся к толпе.
– У вас останутся мои книги, а теперь я буду жить в каждом из вас! – вдохновенно пропищала дама.
Тело ее покрылось синеватой гусиной кожей, и Улитская мелко задрожала – вероятнее, конечно, от холода, нежели от страха.
– Давайте не будем заставлять даму ждать и приступим, – торжественно выкрикнул Подвальный и снова махнул ножом.
Рука дамы упала в предусмотрительно подготовленный поднос, который держали двое темнокожих безногих рабов. От толпы отделилось три человека, один из них схватил окровавленную руку, и они удалились в конец зала. Павел обернулся, чтобы посмотреть, чем они намерены заниматься, и тут же пожалел об этом – в считанные секунды они разорвали руку на три части и принялись с аппетитом поглощать свежее мясо, похрустывая костями. К этому моменту Подвальный отсек и вторую руку Улитской, но на лице дамы не отразилось ни тени страдания, словно ее не расчленяли на глазах у людоедской толпы, а просто поставили под теплый душ. Следующие трое ухватили руку и убежали в конец зала. Затем в расход пошла нога, которую разделили между собой уже пятеро, а Улитская продолжала как ни в чем не бывало стоять на одной ноге, словно она истекала не кровью, а клюквенным соком. Когда Подвальный отсек ей вторую ногу, писательница неуклюже рухнула на пол, но лицо ее продолжало хранить невозмутимое выражение. Потом последовало самое страшное: в руках Подвального вместо ножа откуда-то взялся массивный топор, которым он принялся крошить жирное тело Улитской. Кровь промочила насквозь его маску, забрызгав всех стоявших в первом ряду буквально с ног до головы. В разные стороны летели ошметки кишок и осколки костей, и Павел в ужасе не мог отвести глаз от блаженно улыбавшегося лица дамы, пока топор, наконец, не искромсал всю жертву, и тогда по сигналу толпа набросилась на кровавое месиво. Марков ощутил вдруг резкий приступ тошноты и выбежал из зала.
Он подбежал к лифту, рухнул на пол и освободился от остатков пиршества. Что это был за напиток? Настойка на галлюциногенных грибах? Павел поднялся, вытер губы и с удивлением заметил, что находится в подземном гараже: кругом плотными рядами стояли машины, а давешний зал темного матового стекла бесследно исчез. Вместе с тем пропала и та самая ясность ума, словно его вновь погрузили в пучину океана. В лифте оказалось, что был он на минус третьем этаже, и он решил вновь вернуться в тот бар.
Бармен продолжал натирать стойку и посматривать хоккейный матч, который к тому моменту уже заканчивался. Павел подошел к стойке и постучал по ней ногтем:
– Что ты мне налил? Что это была за дрянь?
– А я вас предупреждал…
– Я не жалуюсь, я всего лишь спрашиваю, что это за настойка. Толченые мухоморы?
