Вопрос «Въехал?» прозвучал угрожающе и даже унизительно для собеседника. Да и как еще следовало разговаривать крупному шестидесятилетнему авторитету, имевшему тонкие губы, колкие глаза и большой белый шрам поперек левой щеки, со своим щуплым помощником, не носившим сколько-нибудь заметных знаков уголовного отличия? Разумеется, авторитет носил погоняло Шрам, что звучало солидно и весьма достойно для человека его лет и положения, в то время как кличка помощника была столь же мелкой и пронырливой, как и он сам – Борич. То есть, ни на Борисовича, ни даже на Боряныча он никак не тянул. Как говорится в определенных кругах: «Много чести язык трепать, твоё погоняло проще сплюнуть».
– Не волнуйся, Шрам, – поспешно заметил щуплый помощник, – всё по уму будет. Не в первой такая тема! Вот только я одного не догнал – с самим Алмазом-то что делать?
– Гасить, как волка позорного, вместе со всей его шестерней! – отрезал Шрам, и его левая щека едва заметно дернулась.
– А не крутовато ли станет?
– Это для тебя, фраера мелкого, любая мокруха, кроме убийства вши казематной, крутовато станет, – соизволил пошутить Шрам. – А я и не таких алмазов на кремни для зажигалок пускал. Тем более что этот лох колхозный меня уже достал своим беспредельным быковством. Так что сегодня все дела надо порешать окончательно.
Боричу явно не понравилась кровожадная решимость шефа, однако возражать он не стал, а всего лишь угодливо кивнул и мысленно помолился. Но не за Шрама, разумеется, а за себя, любимого – как бы не пострадать ненароком в намечавшейся сегодня заварухе…
Сам же Шрам отвернулся к окну и засмотрелся на мелькающий за стеклом смешанный лес. Ему неожиданно вспомнилось, как много лет назад, будучи в гостях у своей бабки в деревне, когда ему только-только исполнилось шестнадцать лет, он вместе с местными пацанами поехал на телеге в соседнее село. Там их ждала разборка с семьей некого Васьки Колпакова, опозорившего младшую сестру деревенского друга Шрама. Была ночь. Организатор поездки – тридцатилетний уголовник и местный авторитет сидел рядом с извозчиком. Он скрестил на груди руки, покрытые синими татуировками, и часто поднимал глаза к темному, почти черному небу, среди которого ярко горела луна; а лошадь, словно предоставленная сама себе, глубоко понурила голову, как бы не ожидая ничего хорошего в недалеком будущем от настроения своих седоков, и подвигалась вперед медленным, осторожным шагом. По обеим сторонам дороги мрачной массой дремал лес. В ту ночь Шрам совершил свое первое убийство, за которое получил свой первый срок.
* * *
Окончательно стемнело, когда грозный кортеж въехал в элитный поселок под Ярославлем, распластавшийся на берегу Волги и состоящий из шикарных коттеджей, обнесенных высокими заборами, способными выдержать удары средневековых стенобитных орудий. Возле одного из таких замков-коттеджей все три машины и остановились. Стоит заметить, что на всех автомобилях красовались чистенькие номерные знаки Ярославского региона, которые люди Шрама предусмотрительно повесили поверх своих оригинальных номеров перед въездом в поселок. Также немаловажным фактом было и то, что эти поддельные номера являлись копиями тех, которые значились на автомобилях ярославских бандитов из противоборствующих группировок.
Первым вышел бандит, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем. С розовым лицом, не обремененным интеллектом, он был наименее ценным членом всего «экипажа», поэтому Шрам бесцеремонно послал его на разведку, сопроводив свое приказание своеобразной шуткой-прибауткой:
