Рэйвен почувствовал, что ему трудно дышать, и схватился за воротник. Пальцы вдруг озябли и даже губы похолодели. Грудь сдавили стальные прутья, а сердце начало пылать болью. Ему захотелось закричать - но вовсе не от боли. И даже не затем, чтобы позвать Лейкери, который должен был быть где-то неподалеку. Ему захотелось выплеснуть криком чужой ужас из своей души. Но он лишь рывками выдохнул набранный воздух и посмотрел на Кеттелин, лежащую рядом с ним. Глаза ее были закрыты, мышцы – напряжены.
Как она живет с этим? Неужели все они каждый день и каждую минуту борются с мыслями о неумолимо приближающемся конце? Что хорошего можно сделать, если время в песочных часах истекает? Можно ли вообще сделать что-то хорошо, когда ты смертный? Когда за пару десятилетий, что отпущены тебе условной молодостью, ты только учишься, а затем сразу, без остановки, начинаешь стареть и хватаешься за все подряд, осознав, что не успеваешь жить?
Он протянул руку, чувствуя неодолимое желание коснуться ее плеча. Но дрожащие пальцы замерли в паре волосков до цели. Разве он смертный? Разве имеет право хотя бы жалеть? Его жалость - насмешка и еще горшее напоминание о пропасти, что лежит между ними. На его месте должен был быть кто-то другой. Кто-то яркий и веселый, способный пылать и согревать, отвлекать и увлекать. Но Филин погиб.
Рэйвен шевельнул пальцами, будучи не в силах ни коснуться девушки, ни убрать руку.
- Я чувствую тепло Вашей руки, хотя она совершенно холодная, - вдруг спокойно сказала Кеттелин, не открывая глаз.
Рэйвен замер в неудобной позе так, что даже дышать перестал. Кеттелин высвободила одну руку, скользнула ладонью по своему плечу и коснулась его пальцев. Прикосновение обожгло, и он сделал шумный рефлекторный вдох – такой, что она не могла не услышать. И действительно, Кеттелин обеспокоенно шевельнула бровями, открыла глаза и одновременно повернула голову, разворачиваясь к нему.
- Вы в порядке? - спросила она.
- Да, - ответил Рэйвен под предательский стук зубов, вызванный сильной волной озноба. Кеттелин нахмурилась при виде его состояния.
- Опять замерз? – тихо спросила она. – С сердцем плохо?
Рэйвен хотел ответить, но слова замерли и скомкались на языке, когда он осознал этот совершенно естественный и ничем не обоснованный переход на «ты», обычно свидетельствующий о сильной эмоции. Почему она перешла на «ты» только сейчас? Неужели ее так взволновало его же собственное состояние?
- Кеттелин, - не позвал, а просто сказал он вместо ответа. Отчего-то другие слова на язык не шли.
Она глянула на него выжидающе. Нужно было объясниться. Они оба чувствовали сильные эмоции друг друга, и не могли просто так сейчас разойтись. Но разве можно объяснить те чувства, которые владели им сейчас?
- Кеттелин, - повторил он еще раз чуть протяжнее и мягче, пробуя на вкус каждый звук. Звать ее по имени было так приятно. А еще это было можно. Собственно, это было единственное, на что он по-настоящему имел право.
Уголок ее губ дрогнул, а беспокойная складочка на лбу разгладилась.
- Кет-те-лин, - в третий раз сказал он, лаская и успокаивая свою Единственную ее же собственным именем.
И она откликнулась. Улыбнулась, расслабленно села перед ним и накрыла его ладони своими.
- Почему у бессмертных такие холодные руки? - спросила она с интонацией риторического вопроса и сжала его пальцы, согревая их. Теплая волна потекла вверх по телу, но дрожь от озноба лишь усилилась. Рэйвен прикусил язык, чтобы стук зубов не разносился в ночной тишине.
