99 Жизней. 15-30 сентября - страница 7



Как только выдавалось свободное время, мальчик в своей комнате вооружался ножницами и шил одежду для кукол. Однажды папа застал его за этим занятием:

– Мать, выброси все иголки, нитки и лоскутки! Ты посмотри, что удумал! Род наш опозорить хочет! Разве мужское это дело – кукол обшивать!? Ну-ка, бери гитару и этюды разучивай! (К тому времени мальчика перевели на обучение по классу гитары.).

Мальчик давился слезами и нестройно бренчал на ненавистном инструменте. Отрадой были каникулы – он уезжал на всё лето к бабушке в деревню и там вволю шил наряды для кукол соседской ребятни.

Шли годы, мальчик вырос и стал известным модельером. Он купил родителям большой, красивый дом. Вечерами папа и мама пили чай на веранде, любовались садом и говорили:

– Эх, жаль, что сын так и не стал музыкантом!

Свидание

Валентин взял её руку в свою и начал:

«Твоя рука в моей лежит
И кровь по жилам уж бежит.
Твои прекрасные глаза
Чисты, как детская слеза…»

Поэма была посвещена ей! Она была тронута до глубины души и слушала с восхищением.

Принесли кофе. Валентин, вдохновлённый своей новой музой, продолжил:

«Вот кофе на столе дымится,
Но и без кофе мне не спится…»

Поэма оказалась ещё длиннее, чем прежняя. Дама спросила:

– Вот вы мне писали, что поэт. А где вы работаете? Он ответил:

«Поэзия – нелёгкий труд.
О лёгкости поэты врут.
Они сгорают, но творят,
Напрасно люди говорят…»

Валентин читал и читал очередной свой шедевр, а ей хотелось есть, в туалет и курить.

– А давайте закажем что-нибудь из еды, – сказала она.

Он ответил:

«Еда! Какая это проза!
Не может мясо кушать роза.
Не может нежностью своей
Коснуться грубых кренделей»…

Ей хотелось завыть. Она сказала:

– Ой, я совсем забыла, мне срочно нужно уйти.

Он снова взял её руку в свою и начал:

«Уходишь ты, а я один,
Как позабытый пилигрим,
Уставший путник, жалкий странник,
Из сердца твоего изгнанник»…

Она сама не поняла, как это произошло, но стоявшая на столе массивная солонка опустилась на голову Валентина. Лёжа на полу он держался за голову, из под пальцев струилась кровь, а он почти шептал:

«Я ранен вашею рукой,
Но счастлив обрести покой
По милости прекрасных рук,
Которые взметнулись вдруг»…

Она закричала:

– Заткнись! – и пнув его ногой, выбежала вон из кафе.

Мания величия

Сразу несколько человек, не сговариваясь, поставили мне диагноз – мания величия. А у меня, по-моему, комплекс неполноценности развивается.

Я всегда правилам хорошего тона в общении с людьми следовала, а именно: тщательно скрывала истинное моё к ним отношение. А тут, будто прорвало.

Началось всё с одноклассницы Верки. Школу-то мы почти 20 лет назад окончили, но общаемся до сих пор. Даже не знаю – зачем. У Верки как сложился мой образ со школьной скамьи, так и не меняется. Сама-то она ничуть не изменилась. Тогда страдала из-за неразделённой любви и сейчас страдает, только объекты меняются. Да и то не сильно. В 17 лет это был Мишка Снегирёв, обычный ПТУшник, хамоватый, распутный, пьющий.

Сейчас это Толик из Ярославля, строитель, не умеющий и не желающий ничего строить, любитель выпить и приударить за какой-нибудь кассиршей из «Дикси». Живёт Толик у Веры, за её счёт, но она утверждает, что это любовь, встречает сожителя со скалкой, вышвыривает вещи, а потом всё начинается сначала. Она говорит, что только я её понимаю и звонит, рыдает, просит совета, а затем поступает наоборот. И вот на днях Верка снова позвонила: