А иначе зачем на земле этой вечной живу - страница 37



Как бы там ни было, новые репатрианты 90-х годов относились к своим землякам, приехавшим в 70-е, с неким почитанием, как к людям, которые достойно прошли тяготы и лишения адаптации к новой жизни в еврейском отечестве. Именно таким и являлся мой уважительный контакт с Изей Толмачёвым. Сейчас вспоминаю свой первый рабочий день в институте в январе 1992 года. Я вошёл в отдел земельного кадастра: там рабочие места сотрудников были разделены на открытые отсеки, в которых размещались письменные столы с компьютерами и канцелярскими принадлежностями. Только один из них, напоминающий купе пассажирского поезда, был с трёх сторон загорожен самодельными картонными стенками. Когда я проходил мимо такой кустарной ячейки, одна из картонок приоткрылась, и из неё показался силуэт, средних лет, импозантного мужчины в старомодных дымчатых очках. Он исподлобья, мне даже показалось, как-то насмешливо взглянул на меня и спросил:

– Говоришь по-русски?

Когда я утвердительно кивнул головой, удивляясь, что ко мне обратились «на ты», а не «на вы», как принято среди русскоязычной публики, он, словно читая мои мысли, продолжил:

– Ты, наверное, новенький. Не переживай, в иврите нет местоимения «вы», привыкай. Меня зовут Изя, добро пожаловать в нашу «богадельню».

Не успел я изумиться, что сотрудник солидного института называет его «божьим домом», как он, улыбаясь, восторженно прибавил:

– Вообще-то у нас принято прописываться, так что вперёд и с песней!

У меня закружилась голова от мысли, что слово «прописка» на советском сленге означало: вновь прибывший на работу, в честь начала своей деятельности, обязан угостить старослужащих солидной хмельной выпивкой. Сознаюсь, я просто обомлел от мысли, что и на Святой земле мне придётся бежать в магазин за алкоголем. Изя, видимо, проникся моим ошеломлённым состоянием духа, и тут же душевно проговорил:

– Ладно, времени нет, сегодня я накрываю стол.

Я и опомниться не успел, как он, словно иллюзионист в цирке поставил возле своего компьютера бутылку израильской водки «Gold» и тут же наполнил две маленькие металлические рюмочки.

Вот так я познакомился с простым, бесхитростным и весёлым землеустроителем Изей Толмачёвым. Всё остальное о нём я написал в стихотворении, посвящённом его уходу на пенсию в 2003 году.

Лицензия на пенсию

Изе Толмачёву в день ухода

на пенсию посвящается


Сегодня передала РЭК(а)8 ,

Что есть такая подоплека,

Мол, кто-то получил лицензию

На заработанную пенсию.


Но я, друзья, и в этом суть,

Хочу пройти нелёгкий путь,

Которым шёл, чтоб был здоров,

Герой наш, Изя Толмачёв.


…Он в хлебном городе Ташкенте

Себя отдал земельной ренте.

Он молод был, и это свойство,

В нём возбудило беспокойство,

Он положил свой божий дар

На наш кадастровый алтарь.


Коллега мой, душой свободный,

Ты помнишь, как в степи голодной

Без света, женщин и без рации

В ненужной богу ирригации,

В плену рашидовской дотации,

В пустынном мраке знойном сером

Служил ты, Изя, землемером.


Пусть это будет не по теме,

Но знали Изю в Гипроземе9 ,

Прости, коллега, это к слову,

Как Дон Жуана, Казанову.


От женщин, знают даже дети,

Все беды есть на белом свете.

В моей ли, скажем, компетенции

Судить кого-то ни за что,

Но в Изиной большой потенции

Не сомневался уж никто.


Он выбрит был, всегда поглажен,

И галстук франтовски посажен,

Для женщин Изя – землемер

Был галантный кавалер.

Под мышкой – дух дезодоранта,

Тогда не знал, что есть «машканта»