А можно вопрос? - страница 8
По расписанию сегодня у меня с ним должен быть совместный урок биологии. Похоже сегодня, впервые за всю мою жизнь, я так сильно одновременно, буду и ждать, и проклинать биологию. Первые уроки прошли за тем, что я просидела их, не слушая абсолютно ничего. Даже учителя были немного удивлены тем что я не задала ни одного вопроса. Думаю они были рады этому. В их жизнях было не очень много радости. Это было заметно во всём. От того как они разговаривают, до их движений мышц на лице. Я задалась вопросом, почему меня вообще заботит их счастье, но сразу на него ответила – Лучше думать об этом, а не о том что мне скоро предстоит. Моё волнение летало в воздухе, как будто отравляя его, и мне стало труднее дышать. Лишь выйдя из душного класса, уже переполненного моими чувствами и потом других людей, в коридор, мне стало легче.
Воздух так и полил мне в лёгкие, как вода, текущая с маленького водопада далеко от меня. Я боялась шастать по длинным коридорам, в страхе встретиться с Ним, так что я стояла как вкопанная.
Страх – вот что боятся, или же нет? Страх это причина боязни, а боязнь, в свою очередь причина страха. Тогда кто из них появляется первым? Или же это ситуации точно такая же, как проблема яйца и курицы? Но не всё же так однозначно. Вдруг страх и боязнь равны. Вдруг это как два близнеца, которые так схожи, что их путают, и они могут писать контрольные друг за друга? Думать – единственное, что мне осталось, но это ни на секунды не уводило меня прочь от страха, или боязни.
Дети, подростки мчались так быстро, и интенсивно, что их лица сливались воедино. Каждый из них как будто был в вакууме, своего разума. Своей вселенной. Мы живём во времена, когда мы живём буквально в сантиметров от других, но по правде, мы лишь отдаляемся, только не физически, а морально, культурно, психологически, а главное, мы всё задаем похожие вопросы, но ответы на них, с каждым днём, с каждым рождённым младенцем, всё сильнее различаются.
Звонок.
Когда я вошла в класс, усевшись на своё любимое местечко, позади всех, я была готов просидеть 50 минут, думая о страхах, или о пирсинге нашего нового преподавателя психологии, имя которого большими буквами он написал на доске, дабы не повторять это сотни раз.
БЕНДРИ ГАРИЭЛ
Его почерк, был странным. Точнее странным для учителя. Он был очень разборчивым, и хоть это не должно быть удивительным, к сожалению, среди учителей это редкость. Он привлёк моё внимание.
Начав занятие, он попросил всех нас встать с наших мест, и сесть на пол. Я не то чтобы удивилась, ведь у нас часто проводятся интерактивные уроки. Спустя минуту смеха, и разговоров шёпотом, которые всё равно были всем слышны, все оказались на полу, в форме полукруга. Бендри (что за имя такое?) сел впереди нас, и уставился в глаза каждому. Зал наполнило неловкое молчание, которое было прервано – Вы уже знаете как меня зовут – рассматривая наши лица, заговорил учитель – но я всё же повторю, я Бендри Гариэл, ваш новый учитель такого прекрасного предмета как психология.
Прекрасного? Сейчас это слово ассоциируется у меня только с Дилланом.
– Начнём с того, как зовут тебя? – не раздумывая он показал рукой в мою сторону.
– Я Лия Стингер.
– Хорошо – сказал мужчина, и пошёл дальше по кругу. После двух Эметов, Эриков, и тому подобных, он начал занятие с рассказа о Вильгельме Вундте. Он был психологом, который одним из самых первых ввёл метод интроспекции. Идея заключалась в наблюдении своих собственных психических процессов, без использования инструментов, или эталонов. То есть, ты и только ты, должен был наблюдать за своим разумом. Мне понравилась эта идея. Кто если не мы сами лучше всего можем себя понять? В то же время, мы самые не субъективные существа на планете. Может смысл этого метода не исправить, а лишь заметить и осознать что твои мысли, упрёки, к себе, не имеют ничего под собой. За весь день, я впервые не просто слушала, я слышала. Преподаватель, или же мистер Гариэл, рассказывал всё очень увлечённо. По его глазам было отчётливо заметно, то что он правда любит своё дело. Люди редко любят слова, которые выходят у них через рот, но его слова, исходили откуда-то глубже, и ему это нравилось. И мне нравилось.