– Что же вы так? – говорю. – Сотовые телефоны за десять тысяч покупаете, а ребенка в таком свинарнике воспитываете?
– Какое ваше собачье дело? Я вас…
– Не надо нас, милая женщина. Подумайте о том, что палка может оказаться о двух концах. И тогда встанет вопрос о том, кого она больнее стукнет.
– Вы мне что, угрожаете? Норма-ально! Хорошая у нас “Скорая помощь”, нечего сказать! Вызывала врачей, а тут бандиты приехали какие-то! Ну, ничего, я вашему начальству все разъясню, и про стерву эту вашу в халате и про вас тоже! Вы у меня с работы вмиг повылетаете!
– Понимаете, в чем дело… – я нарочито лениво тяну слова. – Такую травму трудно заработать, упав с кровати.
– Что?
– Если бы она упала с такой высоты, было бы сотрясение головного мозга. Или – что еще хуже – ушиб его же. А гематомка у нее на голове небольшая, больше похожая на ту, которая остается от удара по голове кулаком.
– Да вы что такое несете?!
– Свидетелей не было, – совсем тихо говорю я. – Как она упала – никто не видел. Поэтому и доказать вам это будет сложновато.
– Где доказать?
– А в суде. Знаете, в Уголовном кодексе есть соответствующая статья, определяющая меру наказания за жестокое обращение с детьми? В лучшем случае это вам грозит штрафом в сто пятьдесят минимальных окладов. И, в случае чего, я с этой нашей стервой в халате легко засвидетельствуем то, что, приехав на вызов, застали заплаканного ребенка со следами побоев. О чем незамедлительно сообщим в УВД. А они, на основании этого, непременно возбудят уголовное дело. Будет суд и, чем черт не шутит, возможно даже лишение родительских прав.
Да, это я, наверное, перехватил. У мамаши все лицо залилось стабильной сочной краснотой. Пожалуй, сейчас у нее и впрямь появились проблемы с давлением.
– Поэтому подумайте – нужны ли вам проблемы?
– Да как вы смеете… – шепчет мамаша.
– А вы как смеете? – повышаю голос я. – Вы растите ребенка, а он у вас в такой тесноте, духоте и вонище живет, что и бомж застесняется. Себе дорогие сотовые покупаете, а ей дешевые игрушки суете. Лекарства, которые опасны для детского организма, у нее в комнате храните, бесконтрольно от возможности случайного приема ей этих лекарств. Вызвали бригаду “Скорой помощи” вроде бы к Маше, а сами, в нашем присутствии назвав ее заразой, полезли к доктору с жалобами на свое якобы болезненное состояние, мешая сбору анамнеза по основному поводу вызова. Это как, по-вашему? Нормально? Порядочно? Девочка нуждается в срочной консультации специалистов – а вы отказываете ей в этом лишь по причине брызжущих из вас эмоций, совершенно не думая о том, что ее здоровье вполне может оказаться под реальной угрозой в ближайшие семьдесят два часа.
Наступает молчание, прерываемое нашим тяжелым дыханием. Мамаша молчит, явно не находит слов, чтобы достойно выразить бродящую в ней смесь ненависти, страха, обиды… и вины. Ибо опровергнуть сказанное мной она не может.
– Давайте – звоните, пишите, жалуйтесь. Я вас от телефона за уши не оттаскиваю. Вы же не за ребенка своего беспокоитесь – на него вас в данный момент плевать – вы нам хотите отомстить! Давайте, не стесняйтесь! Ну? Звоните, расскажите нашему начальству, какие сволочи работают на выездных бригадах – приезжают, хамят, морали читают, мешают детей воспитывать! Пожалуйста!
Поворачиваюсь и ухожу в комнату, оставляя ошарашенную мамочку в коридоре. Первое, что я вижу в комнате – это плачущую Машу и Офелию, прижавшую ее к себе и гладящую по голове. Аккуратными движениями, минующими область ушиба. Ребенок доверчиво жмется к ноге «стервы в халате», судорожно всхлипывая.
