А снег идет… - страница 2



Я молока ей в блюдечко даю,
смотрю,
         и в этом странном положенье
одержанная час назад в бою
мне кажется победа пораженьем.
Но если побежден, как на беду,
уже взаправду,
                   но не чьей-то смелостью,
а чьей-то просто тупостью и мелкостью, —
куда иду?
             Я к матери иду.
Здесь надо мной не учиняют суд,
а наливают мне в тарелку суп.
Здесь не поймут стихов моих превратно,
а если и ворчат —
                         ворчат приятно.
Я в суп поглубже ложкою вникаю,
нравоученьям маминым внимаю,
киваю удрученной головой,
но чувствую —
                   я все-таки живой.
И мысли облегченные скользят,
и губы шепчут детские обеты,
и мучившее час тому назад
мне пораженье кажется победой.

1959

«Не важно…»

В. Барласу

Не важно —
                есть ли у тебя преследователи,
а важно —
              есть ли у тебя последователи.
Что стоит наше слово,
                             если в нем,
заряженное жаждой пробужденья,
не скрыто семя будущих времен —
священная возможность продолженья?!
Твори, художник,
                      мужествуй,
                                     гори
и говори!
            Да будет слово явлено,
простое и великое,
                          как яблоко —
с началом яблонь будущих внутри!

1959

«Когда взошло твое лицо…»

Когда взошло твое лицо
над жизнью скомканной моею,
вначале понял я лишь то,
как скудно все, что я имею.
Но рощи, реки и моря
оно особо осветило
и в краски мира посвятило
непосвященного меня.
Я так боюсь, я так боюсь
конца нежданного восхода,
конца открытий, слез, восторга,
но с этим страхом не борюсь.
Я понимаю – этот страх
и есть любовь. Его лелею,
хотя лелеять не умею,
своей любви небрежный страж.
Я страхом этим взят в кольцо.
Мгновенья эти – знаю – кратки,
и для меня исчезнут краски,
когда зайдет твое лицо…

1960

Заклинание

Весенней ночью думай обо мне
и летней ночью думай обо мне,
осенней ночью думай обо мне
и зимней ночью думай обо мне.
Пусть я не там с тобой, а где-то вне,
такой далекий, как в другой стране, —
на длинной и прохладной простыне
покойся, словно в море на спине,
отдавшись мягкой медленной волне,
со мной, как с морем, вся наедине.
Я не хочу, чтоб думала ты днем.
Пусть день перевернет все кверху дном,
окурит дымом и зальет вином,
заставит думать о совсем ином.
О чем захочешь, можешь думать днем,
а ночью – только обо мне одном.
Услышь сквозь паровозные свистки,
сквозь ветер, тучи рвущий на куски,
как надо мне, попавшему в тиски,
чтоб в комнате, где стены так узки,
ты жмурилась от счастья и тоски,
до боли сжав ладонями виски.
Молю тебя – в тишайшей тишине,
или под дождь, шумящий в вышине,
или под снег, мерцающий в окне,
уже во сне и все же не во сне —
весенней ночью думай обо мне
и летней ночью думай обо мне,
осенней ночью думай обо мне
и зимней ночью думай обо мне.

1960

Песня Сольвейг

Лежу, зажмурившись,
                             в пустынном номере,
а боль горчайшая,
                        а боль сладчайшая.
Меня, наверное,
                     внизу там поняли —
ну не иначе же,
                     ну не случайно же.
Оттуда, снизу,
                     дыханьем сосен
из окон
            маленького ресторана
восходит,
            вздрагивая,
                           песня Сольвейг.
Восходит призрачно,
                            восходит странно.
Она из снега,
                  она из солнца.
Не прекращайте —
                          прошу я очень!
Всю ночь играйте мне
                             песню Сольвейг.