Открываю глаза, смотрю на часы, стоящие на прикроватной тумбочке. Пятнадцать минут первого. Воскресенье. Начало воскресенья.
В животе урчит. Я же целый день ничего не ела. Впрочем, не в первый раз. И не в последний. Вылезаю из постели, всовываю ноги в свои псевдоконверсы. Настало время задушевного разговора с дядюшкой Скоттом. Если, конечно, он ещё не спит. Хорошо бы, он уже лёг. Тогда можно будет просто сбежать, тихо и без скандала.
Может быть, я добуду что-нибудь поесть, прежде чем звонить Исайе. Судя по этой комнате, дядюшка должен покупать фирменные хлопья.
В доме чувствовался ни с чем не сравнимый запах новой постройки и свежих опилок. За дверью спальни оказался не коридор, а просторный холл. Гигантская лестница – до сих пор я думала, что такие бывают только в кино, – поднимается на второй этаж. С потолка свисает модерновая люстра. Похоже, бейсболистам неплохо платят.
– Нет…
Женский голос доносится откуда-то из глубины дома. Я слышу, что она продолжает говорить, но уже гораздо тише. Он женился или продолжает бросаться на всё, что движется, как было во времена моего детства? Скорее всего, второе. Я однажды подслушала, как Скотт говорил моему отцу, что никогда не женится.
Иду на звук приглушённых голосов и застываю на пороге огромной гостиной. Вся задняя стена дома – простите, особняка – представляет собой одно огромное окно. Гостиная переходит прямо в кухню.
– Скотт! – в голосе женщины слышится остервенение. – Я на это не подписывалась!
– Месяц назад ты со всем согласилась, – говорит Скотт.
Я чувствую себя отчасти отомщённой. Наконец-то он утратил свою бесящую непрошибаемую невозмутимость!
– Да, но ты сказал мне только, что хочешь снова наладить отношения с племянницей. Согласись, есть разница между налаживанием отношений и вторжением в нашу жизнь!
– Ты не возражала, когда в прошлом месяце я позвонил из Луисвилла и сказал, что хочу забрать её к нам.
– Это было после того, как ты сказал, что она сбежала! – огрызается женщина. – Я же не думала, что ты её найдёшь! Когда ты рассказал, в каком гадюшнике она живёт, я решила, что она пропала с концами. Она же преступница! Неужели ты думаешь, что я могу чувствовать себя в безопасности, живя с ней под одной крышей?
Её слова переворачивают всё у меня внутри. Я не такая плохая! Нет, конечно, я не лапочка, но и не такая плохая. Опускаю глаза, осматриваю себя. Джинсы. Майка без рукавов. Чёрные волосы падают на лицо. Какая разница?! Эта женщина ещё не видела меня, а уже решила для себя, кто я есть. Проглотив обиду, я вхожу в комнату и даю волю своему гневу. Да пошла она.
– На твоём месте я бы к ней прислушалась. Я дико опасная.
Увидев их перекошенные лица, я почти перестаю жалеть, что оказалась здесь. Почти. Поджимаю губы, чтобы не расхохотаться над Скоттом. На нём брюки-чинос и рубашка с короткими рукавами. Полная противоположность тому, что он носил во времена моего детства: обычно это были рваные джинсы, из которых торчали трусы.
Женщина совершенно не похожа на девушек, с которыми Скотт встречался в восемнадцать лет. Натуральная блондинка, не крашеная. Худая, но это не измождённая алкоголическая сухощавость, и выглядит неглупой. Неглупой настолько, что, наверное, смогла окончить среднюю школу.
Она сидит перед большим островом посреди кухни. Скотт облокотился на стойку перед ней. Он бросает быстрый взгляд на женщину, потом обращается ко мне.
