Оставаясь одна, часто пересматривала наши семейные альбомы, где мы были беспредельно счастливы или просто счастливы, или просто были… Все вместе. Втроём. Пропасть разделяла НАШЕ, где мы вместе, и определяла уже только МОЁ одиночество. Не знаю, какое имя дать тому времени, когда оказалась в ледяном кубе из немоты, хотя народа вокруг было более, чем достаточно. Сама себя замуровала в него. И не впускала к себе никого. Мне так было легче и даже уютнее, может быть.
Я думала: «Меня счастливей нет»,
Когда мы вместе были все втроём.
И не ждала я ниоткуда бед.
Не ведала, что тьма накроет дом.
Распахнут был навстречу целый мир.
И каждый день из солнечных прозрений.
Но сын «ушёл». Мой ясный пилигрим.
На память мне мозаика мгновений.
Картина вся рассыпалась в куски,
Лишь груда красок. Холст, как гильотина.
На счёт идут с июньской ночи дни.
Жизнь, как туман, слепа необратимо.
Навязчивый вопрос к себе не оставлял меня: что сделала не так? Чувство вины перехлёстывало через край. Перебирала все возможные другие варианты: как могла сложиться судьба старшего сына и тогда, конечно, моя. Такие радужные картинки и… Волны вины накрывали меня с головой. Я говорила себе:
– А ты ведь могла сделать вот так… И сказать так, чтобы он послушал. И поставить ультиматум ему.
Это были мазохистские изуверства над собой. У каждого своя судьба. Своя. И никак иначе. К этому шла долго. А в тот момент не слушала никого, кроме добавившейся вины и своей боли.
Образовалось трио. Неразлучное. На долгие годы. Иногда меня даже злили чьи-то советы. И я просто убегала к сыну. К нему в лес. На свою скамеечку. К тишине, которая так громко звучит…
Ищу я нити, что июнь рванул, как струны.
Где звук сфальшивил, не предугадать.
И ночь пришла, грозящая безумием.
И боль, как нож. И мне всегда страдать.
Постоянные обитатели кладбища, местные бомжи, уже чётко знали – эта несёт много, не скупясь. Не знаю, почему так вдруг сложилось у меня в голове, но я носила и еду, и питьё, и даже одежду. Много. Пакетами. Местный народ был в восторге. А мне ТАК было надо. Одно напрягало: их присутствие. Они никогда не подходили близко, но Шурка их чуяла и всегда была настороже. И это отвлекало от моих мыслей. Как-то подошла к паре и высказала своё возмущение. Бог мой! Зачем? Спившиеся и почти не люди даже не пытались понять меня. Жалости к таким опустившимся у меня нет. Злости тоже. Сама прошла достаточно испытаний, чтобы гордиться собой и не вытирать чужие пьяные слюни. Мы – люди. Все разные. Но у каждого есть выбор. Судьба не единожды даёт нам шанс. Касается всех. Всех людей на этой Земле. А вот видим мы этот шанс, можем ли мы им воспользоваться?
Опять же зависит от человека.
Определил ты сам дорогу,
Что я не вправе выбирать.
И оказался за порогом,
Куда не вхожа даже мать.
И я осталась здесь у края,
Тобой отмеченной черты.
И боль свою я приглушаю.
Но сердце рвёт. Душа кричит.
Мой старший сын, мне очень страшно
