Орон тем временем принялся осторожно расширять ямку своим небольшим топориком.
– Вы верующая?
– Как же быть такой грешнице, как я, неверующей… А ты не прочитаешь ли молитовку, чтобы меня укрепить?
– Хотите 90-й Псалом? Он как раз подходит для такого случая.
Орон улыбнулся, взглянув на неё и удивившись старческой благородной красоте её лица и ясности её голубых глаз.
– Ох, внучок, ты мне лучше 50-й читай, а 90-й мне уже поздно.
Орон начал громко читать псалом.
Ногу пришлось обкопать вокруг, так она отекла и сильно опухла.
– Отнесу-ка я вас, бабушка, к себе. Надо вас отогреть, да и переночевать у нас можно.
Старушка кивнула.
Орон взвалил её лёгкое, как пушинка, тело на спину и, ускоряя шаг, двинулся домой, стараясь смотреть под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть со своей живой ношей.
Уже затемно он пришёл домой.
Мать сначала удивлённо вскинула брови, но, ни слова не спросив, сразу принялась хлопотать.
Гостью положили на топчан, поближе к печи, разогрели воду и обложили её утлое тело грелками.
Мадлена налила тарелку горячего супа и поднесла гостье, но та отказалась.
– Присядь рядом со мною, добрая женщина, присядь и ты, Орон.
– Откуда вы знаете, как нас зовут?
Орон не помнил, чтобы он называл незнакомке своё имя и имя матери.
– Ангелы Божии всех своих знают по именам, вот и меня привели к тебе. Не с пророчествами, не с тайновидством. Если вы добрые христиане, то уважите старого человека. Ты, Мадлена, отпусти его в храм. Господь посылает его. Я знаю, что ты запретила ему, и он, как добрый сын, слушался тебя все эти годы. А ты, Орон, найди ту заветную частицу, которая не должна попасть на поругание к кощунствующим врагам Божиим. С такими словами привёл меня ангел в дом ваш! Простите мне грехи мои и я упокоюсь с миром…
Мадлена и Орон слушали с изумлением.
Не успели они произнести ни слова, как увидели, что пожилая женщина испустила дух.
Они были так ошеломлены всем произошедшим, что долгое время не могли сдвинуться с места.
Первой заговорила мать. Она была совершенно спокойна:
– Я знала, что это произойдёт. Уже неделю я вижу один и тот же сон, каждую ночь: дверь отворяется, за ней много света – и ты уходишь в неё. На всё воля Божия! Я сама похороню её, как подобает, а ты иди. Увижу ли я тебя ещё…
Она разрыдалась и бросилась к нему, обнимая и целуя.
Долго они не могли расстаться…
Уже глубокой ночью она перекрестила Орона и напутствовала:
– Во всём полагайся на Бога, но и сам не плошай: думай своим умом! Будь добр к людям. Не рискуй напрасно. А я тебя буду ждать и молиться…
Лёжа в элтаре, Орон опять и опять вспоминал тяжёлые минуты расставания.
Они распрощались навсегда – такое у него было чувство.
Орон приподнялся, подумал: как он такой худой и истощённый сдвинет эту огромную плиту?!.
Он поднял глаза ввысь и закричал:
– Боже, дай мне сил!
Опять подошёл и налёг, и ему показалось, что плита начала медленно сдвигаться…
Чувствуя, что жилы вот-вот порвутся, Орон всё-таки собрался и снова поднапрягся.
Плита подалась с тяжёлым скрежетом.
Юноша упал на землю, отдышался и полез внутрь.
Он нашёл то, что искал, положил в маленький деревянный ларчик, который дала ему мать.
И тут же услышал шум снаружи.
