AB(IV) Rh- Четвертая отрицательная - страница 2




Вечерами тошнит и кружится голова. Я устал от них, но больше устал от нас, выходящих из подземелья в защитных масках. Наш реактор гудит, идут по воде круги, мы такое построили – Господи, помоги, только Припять вокруг, о ней не напишут в сказках.

«Мне пора написать об этом…»

Мне пора написать об этом если не роман, то его главу.
О людях, с которыми не живу.
* * *
Что нам делать, любимые, нам никуда не скрыться,
Не бывать в уме нам и не сходить с него.
Написать о людях, с которыми мне не спится?
Без которых не живется,
не говорится,
Без которых не случается ничего?
Разделить нас, как обычно, на чёт и нечет,
Чтоб, на миг замедлив время, ослабив цепь,
Заключить всех в обручальную бесконечность,
В бесконечную обреченность
В моем кольце.
* * *
Выключаешь свет, выходишь из кабинета,
На улице жарко, но не бывает лета,
Пасмурных межсезоний, студеных зим.
Что нам делать, любимые?
После сообразим.

«Каждую ночь мне снится родной Канзас…»

Каждую ночь мне снится родной Канзас.
Страшила не спас меня, и дровосек не спас,
И эта дорога из желтого кирпича
Так мучительно горяча, что хочется закричать.
Но не о том рассказ.
Я слышу голос, он говорит мне:
«Ткани тонкие, Элли, просыпайся и убегай.
Там, в котле у Гингемы начинается ураган,
Каждый охотник желает знать, где сидит фазан.
Тебе будет страшно, Элли, закрой глаза,
Но только не помогай.
Птице в зрачке прицела вылететь из кустов,
Охотникам – проходить эти семь цветов,
Урагану – разрушить город, городу – вырасти из руин.
Всему свое время, Элли, решишь умереть – умри,
Каждый подходит к смерти, когда готов».
Он говорит мне: «Я не Гудвин, Элли, и даже уже не бог.
Каждое чудо тебе причиняет боль,
Поэтому больше не будет моих чудес,
Будет чужая сказка, дремучий лес,
Не оставайся здесь, Элли, Господь с тобой».
Я смотрю на небо и вижу черный на синеве,
Значит, скоро мой домик снова поднимет вверх,
Выше туч, пронизанных солнцем, выше солнечного луча.
Над радугой над дорогой из желтого кирпича,
Над каплями на траве.

«И я говорю ему: «Забирайся, ветер крепчает…»

И я говорю ему: «Забирайся, ветер крепчает, пора лететь.
Если хочешь чуда – подожди его в пустоте,
В глубине урагана, со смертью накоротке,
Подержи ее, как собаку, на поводке,
Приручи, потому что ты тоже один из тех.
Ты же знал, где кончалась дорога, сидел фазан.
Охотники шли, и ты им не рассказал.
Ураган закончится, выплеснет семь цветов,
Ты готов ко всему, а к этому не готов.
Когда тебе страшно, не закрывай глаза».
А потом мы летим с ним, и внизу начинается новый мир.
Я смотрю, как он населяет его людьми,
Ставит на поле чучело, дровосека ведет в лесу.
Дровосек шагает, топор качается на весу,
Лес на ветру шумит.
Где-то идут охотники, радуга прячется в облака,
Изумрудный город виден издалека,
И горит дорога из желтого кирпича.
Он улыбается: «Чтобы не заскучать,
Чтобы нам никогда друг с другом не заскучать…».
Просыпайся, Элли,
знаешь, который час?

«Говорю тебе, мир, говорю тебе, будет Рим…»

Говорю тебе, мир, говорю тебе, будет Рим, солнце, льющееся на площадь, балкон под ним. Церковь Санта Мария Маджоре, и мы внутри, и над каждым туристом нимб. Квиринал, Палатин, Капитолий – холмы холмов… Над холмами белое лето, лазурный свод. Каждый встреченный дом будет лучше других домов, каждый камень в нём будет свой. Мы научимся быть в нём, любить в нём, идти к нему, говорить на других таинственных языках. Ты коснешься руки, и я тебя обниму, и мы будем смотреть закат. Потому что закат над Римом велик, как бог, – выбирай любого, вера пребудет здесь. Говорю тебе, мир, говорю тебе, я с тобой в этом древнем городе храмов и площадей. Отвечай мне певуче, прохладной живой водой утоляй мою жажду, дари бирюзу и шелк и смотри, как Рим ложится в твою ладонь, куда бы ты ни пошел.