Эша коснулась спрятанного в рукаве лезвия, ощутила холод металла. Как долго она представляла эту встречу, как часто видела финал своей мести. И вот она здесь, в паре ударов сердца. Её пальцы держат клинок, но… Она больше не хотела отбирать жизни. Внутри ничего не осталось. Только пустота. Словно клубок ненависти исчез, но та дыра, что он успел выесть, осталась. И даже кровь Парме не затянет раны, не вернёт Рэда, не обратит время вспять. А значит, ещё одна смерть не имеет смысла. Эша просто вернёт незнакомку на Силурию, получит награду, обменяет на рубины, что подарят ей и Сваргу свободу.
Илламиль внимательно смотрела на Эшу и словно чего-то ждала. Изумрудные глаза наложницы были печальны.
– Когда-то давно силурийские лилии росли повсеместно на Парящих островах. Там, где шли жилы рубиновых руд, они горели алым огнём и никогда не вяли. А там, где земля была пуста – лилии были белые, как облака, и таяли так же быстро. Мой отец владел шахтами и назвал меня в честь алых цветов – Илламиль или «лилия».
Парме отвернулась, чтобы срезать очередной мёртвый бутон.
– Мне было десять, когда цветы на последней отцовской шахте побелели. Я застала его в кабинете. Он сидел, склонившись над бумагами. Глаза впали, волосы растрепались, рядом пустая бутылка, которую он хранил для особого случая со дня своей свадьбы. Он словно постарел на век. Словно он жил только благодаря алой энергии. Перед ним на куче расписок и долговых лежала абсолютно белая лилия. Он поднял взгляд на меня и произнёс: «Теперь у нас осталось только небо».
Илламиль подошла к Эше. На ходу она касалась руками цветов, и мёртвые лепестки осыпались пеплом на землю.
– Существует легенда, что среди тысячи белых лилий рождается одна, в чьём соцветии растёт багряный камень. И если этот камень опустить в землю, то от него пойдёт новая жила, и сотни сотен алых бутонов вновь взметнутся вверх.
Эша посмотрела на хронометр на руке – до багряного часа оставалось меньше кварты.
– Нам лучше поторопиться, Парме Илламиль. Следуйте за мной.
Эша сделала несколько шагов, прежде чем поняла, что златовласая элвинг не сдвинулась с места.
– Почему вы не идёте? – удивилась Эша.
– Куда? – печально улыбнулась Парме.
– Домой.
– У меня больше нет дома.
Эша вернулась к Илламиль, хотела взять её за руку, но передумала.
– Я отвезу вас в Силурию, к отцу.
Казалось, взгляд Илламиль стал ещё грустнее:
– Я не могу вернуться. Теперь я принадлежу правителю Мэйтару – Вэл Тар Орму, будет он славен в веках.
Илламиль повернулась спиной, отодвинула волосы, обнажив шею. На светлой, словно фарфоровой коже чёрной меткой горел цветок Аббарра – клеймо, которое получают все наложницы.
– Это не столь важно. Его не видно, а специально никто проверять не станет. Ваш отец…
– Мой отец никогда не примет меня, – печально усмехнулась Илламиль.
– Я не понимаю, – начала было Эша, но Парме перебила её:
– Я благодарна за заботу. Правда, мне оченьприятно, что кто-то вспомнил обо мне… прежней, – Илламиль сделала паузу. – О той, кем я была. Но теперь я принадлежу Аббарру.
Эша всё ещё стояла, не зная, что ответить, когда по дорожке из ракушечника пронёсся маленький смерч и, врезавшись в Илламиль, зарылся в складки её платья.
– Мама, мама, я видел кайлина настоящего, живого. Пледставляешь? В небе Аббалла! И на нём был мальчик! Пледставляешь? А когда я стану сталше, я тоже смогу летать на кайлине?
