В середине XX века от старого господского дома князей Трубецких, живших там когда-то, остались лишь фрагменты кирпичного фундамента, да кусты жасмина и спиреи среди зарослей крапивы. В Ахтырке царила потрёпанная суровым временем кирпичная церковь Ахтырской Божьей Матери, возведенная в начале XIX века на месте деревянной. Вот там, в церкви и находилась скульптурная мастерская Тавасиева.
В центре храма под куполом вокруг гигантской модели конного памятника Салавату Юлаеву были построены специальные леса для работы скульптора. Сквозь ажурные деревянные конструкции можно было увидеть, угадать что-то огромное, величественное.
Говоря о художниках, живших в Абрамцеве, я, в то время двенадцатилетний подросток, не мог судить о творческих достоинствах того или иного произведения. В памяти сохранились лишь отдельные эпизоды – картинки из детства. Так, от посещения Ахтырской церкви – мастерской скульптора Тавасиева – самым сильным шоковым впечатлением была мертвая лошадь, подвешенная к церковным сводам и распятая в позе будущего изваяния. Художник контролировал с натуры свою работу. Вот такой натюрморт!
Из послевоенной Ахтырки возвращаюсь в сорок четвертый год. Строительство дома в Абрамцеве идет полным ходом. Наш сосед по стройке Павел Александрович Радимов рекомендовал отцу замечательных плотников, братьев Рахмановских из плотницкой династии, уходящей своими корнями аж в XIX век. Говорили тогда, что половина жителей деревни Быково, все Рахмановские – плотники.
Про соседа художника Радимова я к тому времени знал, как мне казалось, главное: к нему в гости в Абрамцево наведывался сам народный комиссар Клим Ворошилов, и что он последний представитель Товарищества передвижников.
Одно событие на фоне строительства дома осталось в памяти на всю жизнь. Как выяснилось, норы, в которые в свое время переселились барсуки, давно опустели, и их заняли лисицы. Заняли, как потом выяснилось, ненадолго. Время от времени я наведывался к запрятанным в лесной чащобе норам в надежде увидеть их обитателей, и однажды увидел двух маленьких лисят. Я поделился этой новостью с моим другом Колей Радимовым, и на следующий день мы решили продолжить наблюдения.
Лисята оставались у входа в нору на том же месте, где я заметил их накануне, и, казалось, что они спят. Настораживало обилие больших черных мух, которые вились над ними. Когда мы поняли, что что-то неладно и подошли ближе, стало ясно, что лисята умирают. Истощенные, беспомощные они никак не реагировали на наше приближение и не противились, когда мы взяли их на руки.
Вероятно, лиса-мама некоторое время назад погибла, и изголодавшиеся малыши в надежде на спасение вышли из подземелья на свет Божий.
На их счастье, наши рыжие питомцы охотно стали пить молоко из соски, а вскоре и от мелко нарезанного мяса не отказывались. Сначала они обитали в большом фанерном ящике, а когда подросли, мы для них отгородили металлической сеткой угол в коровнике у Радимовых.
Остаток лета прошел в ловле главной лисьей пищи – полевок. К осени наши лисята опушились и стали похожи на настоящих взрослых лис. К сожалению, летние каникулы кончались, и надо было уезжать в Москву, в школу.
Своих невольных пленников мы выпустили на свободу. И не трудно было представить высокую степень «благодарности» обитателей Поселка художников в адрес трогательных спасителей, когда до прихода зимы все поголовье кур в округе было уничтожено.
