В Абрамцеве тоже рыли окопы. Таково было требование местной власти. В деревнях и посёлках хозяева домов совместно с другими их обитателями обязаны были выкопать окопы-землянки, где рекомендовалось прятаться во время бомбёжки.
С первых дней войны мы поселились в Поселке художников в крайнем доме у дороги, ведущей из Хотьково в Абрамцево. Нас приютила семья художника Александра Парамонова. Хозяина дома не помню. Возможно, к началу войны его уже не было в живых. Но о том, чем он занимался, было ясно по многочисленным гравированным медным доскам, заполнявшим полки его мастерской, где мы обитали.
Отец работал в Москве при издательстве «Искусство» художником военно-политического плаката. Каждый вечер с наступлением темноты, я залезал на чердак. В вечерней тишине явственно слышался гул пролетающих немецких самолётов, сопровождаемый зенитной канонадой. Через какое-то время из чердачного окна видны были далёкие всполохи взрывов еженощной бомбардировки Москвы.
Я ждал отца, который с последним поездом приезжал к нам с мамой на ночь, а рано утром возвращался обратно в Москву.
Как-то днём бомбили железнодорожный мост через Ворю, но немецкие лётчики промазали, и бомбы разорвались у станции «57-километр» в сотне метров от нашего посёлка. Под бомбы попали жена художника Павла Александровича Радимова с трёхлетним сыном. К счастью, они остались живы. Только маленький Серёжа с тех пор на всю жизнь остался заикой. Воронки от разрывов бомб недалеко от станции до сих пор напоминают о тех страшных годах.
Конечно же, ужас происходящего и мрачные предчувствия будущего острее переживали взрослые. Дети, живущие данным моментом, до поры существовали в своем беззаботном мире.
Запомнил первое знакомство с абрамцевскими сверстниками на поляне перед дачей, расположенной рядом с уже упоминавшимися барсучьими норами. Нас было трое: дочь хозяев дачи – Надюша, молодой человек постарше – Волик и я. Светлый солнечный день. Огромная, как мне тогда казалось, поляна, покрытая полевыми цветами, полого спускалась к Воре, заросшей по берегам разнолесьем. Поднимающийся к горизонту противоположный берег по гребню венчала липовая аллея, соединяющая историческую усадьбу с подсобным хозяйством. Мы играли в прятки, собирали цветы…
На этом замечательном пейзажном фоне, украшенном радостными детскими играми, диссонансом воспринималось мрачное, подавленное настроение взрослых, собравшихся на открытой террасе. Кроме моих родителей, там была мама Волика – Вера Игнатьевна Мухина, хозяева дачи – художники театра и кино Надежда Сергеевна Макарова и Сергей Петрович Исаков и их друзья: актриса Вера Петровна Марецкая и режиссёр Юрий Александрович Завадский.
К осени, когда немецкие войска вплотную приблизились к Москве, мы с мамой на поезде перебрались в Кострому к бабушкиной сестре, а оттуда по замерзающей Волге на пароходе в Казань.
Особенно ярко помню, как наш колёсный пароход попал под бомбёжку. Это был массированный налёт на город Горький[1]. Немцы бомбили Горьковский автомобильный завод. Какому-то военно-транспортному начальнику пришло в дурную голову спрятать корабли под железнодорожный мост через Волгу, который, как вскоре выяснилось, был одной из целей налёта. Бомбы с оглушительным грохотом рвались со всех сторон, поднимая в воздух фонтаны воды и поливая беженцев ледяным дождём. Люди в ужасе жались к спасательным шлюпкам, предчувствуя самое худшее. Учитывая мой юный возраст, когда страх смерти ещё отсутствует, я воспринимал происходящее как кошмарное, но захватывающее зрелище.
