К «узникам» камбуза Агатин, Федорчук, Филипов и Канев вернулись позже штатного времени обеда. Но до их возвращения к еде так никто и не притронулся. Галина Васильевна дважды предлагала заново разогреть суп и пшенку, однако все ее уговоры остались без внимания.
Распорядок дня Федорчук скорректировал сходу:
– Васильевна, а ну-ка подавай на стол! Перекипяти «первое», сосисок к кашке отвари и давай корми нашу банду.
Прием пищи прошел в тишине. Только Шторм, верный себе, попытался было развить шутку про «нашу банду», но встретив строгий взгляд начальника базы, сразу умолк.
По дороге на камбуз Агатин убедил Федорчука и Филиппова в необходимости еще одного коллективного разговора с участниками экспедиции. Для того, чтобы расследование развивалось в правильном направлении, крайне важно было установить точную и, как можно максимально подробную, хронологию произошедших событий.
Как представлял себе Агатин, сделать это было возможно только совместно: так и фактов получится собрать больше, да и лукавить в присутствии потенциальных свидетелей труднее.
Как только перешли к «третьему» Федорчук сделал объявление:
– Товарищи, после обеда никто далеко не расходится. Даю 15 минут на перекур и туалет, а потом все снова возвращаются на камбуз.
– Что еще наш «Малюта» придумал? – занервничал Корней Ходкевич. – С самого утра только и делаем, что на камбузе собираемся. Работы непочатый край! Имейте совесть, гражданин начальник!
– Вот выложишь все свои тайны оперуполномоченному, тогда отпущу тебя в твою коморку. Очередную бутылочку настойки уже высосал? – прозорливо уличил в известном грешке радиста Федорчук.
Третья с начала дня встреча членов экспедиции началась на камбузе ближе к пяти часам дня. Солировал, как и прежде, Агатин. Он коротко рассказал о результатах осмотра палаток, извинился за изъятые записные книжки – возможно в них скрыты какие-то косвенные улики – и огорошил полярников своим первым выводом:
– В истории с ограблением Петерсона кроме Германа, скорее всего, есть кто-то еще, – ответом на новую обвинительную реплику стала волна общего негодования. Даже Филиппов и Федорчук с недоумением посмотрели на Агатина.
– … Попрошу тишины. По заключению нашего доктора, смерть наступила между одиннадцатью часами вечера и часом, максимум двумя часами ночи. Об этом же свидетельствует и факс от Экстренной службы. А, как утверждает Александр Кузьмич, в полночь трактористы уже были совершенно пьяны. До этого, с 20.00 и почти до полуночи, они вместе с фельдшером Деевым и штурманом Штормом праздновали на камбузе, а потом уже в своей палатке. По крайней мере, в 00.30 там всю эту кампашку видел Александр Кузьмич.
– Ну, и что? – вдруг возмутился Ходкевич. – Пили – до часу, а вышел Гера пописать в два! «Зов природы» – он кого хочешь среди ночи на ноги поставит… – по камбузу прокатился смех. – … А «кем-то еще», кто ключ спер, мог быть его греческий напарничек, – обвинение радиста очередное оживление. – Нет, а что вы так возмущаетесь? Мне эти тайны датского двора и на хрен не нужны. А эта греко-русская парочка может и не трактористы вовсе, а иностранные шпионы…
– Корней, ну хоть ты с ума не сходи, а? Я смотрю ты ради опохмела родную мать продашь, – осадил радиста Игорь Шторм. – Вместе ж с ними пили. Ты же помнишь, мы их еле–еле до палатки дотащили. А когда мы с доктором в палатке еще одну «Белугу» «раздавили», так они реально были как «трупы», их самих до трусов можно было раздевать…
