Когда бы и лошадь
Шагнула ко мне,
Костей не собрать бы
На каменном дне.
Но лошадь добра
И смышлена была
И шеей, как краном,
Меня подняла.
Стою я опять
На тропинке крутой,
Хозяйская плетка
Свистит надо мной,
Хоть вижу, что он,
На спине у коня,
Сейчас перетрусил
Не меньше меня.
Когда бы и лошадь
Шагнула ко мне,
Всем вместе б валяться
На каменном дне,
Где воет река
Непокорно и зло.
Уж семьдесят лет бы
С тех пор утекло.
Долго мы шли вдоль реки, поднимаясь все выше. Река становилась все уже и меньше. Наконец она превратилась в ручей, который мы без труда перешли, а вернее, перешагнули.
Постепенно мы дошли до такого места, где одни ручьи текут в Грузию, а другие – в Аварию. Гора Бажан находится как раз на границе с Грузией. Родники, бьющие на нашем склоне горы, текут к нам, а на другом склоне горы текут к грузинам.
У подножья горы Бажан путники располагались на ночлег караван-сараем, дожидаясь других спутников, чтобы всем вместе идти через высокую гору. Поодиночке и малыми группами боялись подниматься по склонам горы: в окрестных лесах водилось много медведей. Собирались собратья отрядом не меньше тридцати человек, а тогда уж и трогались в путь. Проснувшись рано утром, путники начинали подниматься к перевалу и достигали его только к вечеру. Наверху росли такие толстые деревья, что в их стволах выдалбливались хижины, где многие располагались на ночлег. Снова просыпались рано утром и начинали спускаться уже в долины Грузии. Грузинские долины показались мне по сравнению с нашей суровой Аварией низкими, теплыми и богатыми.
Итак, после девятидневного пути я оказался в грузинском городе Телави. Я думал, что все люди живут здесь на широкую ногу, но в первый же день увидел, что и здесь некоторые ходят в лохмотьях. Вообще же одевались там люди так: на ногах чувяки, на голове войлочные шляпы или башлыки. Видел я также, к своему удивлению, что некоторые мужчины ходят с кувшинами за водой. Встречались и такие, у которых постоянно накрыты столы, а бокалы наполнены вином. Многие отрастили себе животы, подобные бочкам.
Целый день я проводил в мастерской. С одной стороны – большие мехи, куча древесного угля, кадка с водой для закалки кинжалов. На другой стороне – тиски, напильники, разные молотки и молоточки для придания кинжалам необходимой тонкости.
Умел разводить огонь,
Умел раздувать я мех,
Но если делал не так,
Били меня при всех.
Было мне десять лет,
Не хватало силенок мне.
Хозяина злые глаза
И сейчас я вижу во сне.
Здесь я понял, почему невесела была мать, провожая меня из дома.
Хозяева искали в дальних селениях приметливых, здоровых и бойких детей, обманывали уговорами и ласками их бедняков – родителей, забирали в подмастерья, нагружали их непосильной работой, а потом, выжав все соки, отправляли назад к родителям.
В мастерской я узнал, что такое железо, что такое сталь, как придать им мягкость, гибкость или твердость, как сталь закалить, как ее отпустить. Всему этому я научился за один год, но сам стал похож на весь источившийся точильный камень. Поэтому меня не пустили больше к кинжальщикам, а оставили дома.
Вот какова была
Первая школа моя.
Глядя теперь на детей,
Радуюсь сердцем я.
Вот для чего старик
Тянет рассказа нить:
Чтоб жизнь свою и мою
Дети могли сравнить.
Наступила весна, а я оставался дома. Солнце обогрело южные склоны гор, и на них зазеленела трава. Я тоже немного поправился и окреп. Вся наша семья в сборе. Отец чинит хуржин и разговаривает с матерью о необходимости отправиться куда-нибудь на заработки. Мои сестры сидят за обработкой шерсти и тихо беседуют друг с дружкой – они радуются тому, что скоро появятся в горах разные съедобные травы.
