— Не особо, ел уже, — чуть напряжённо откликается.
Понятия не имею, как улавливаю эту интонацию в его голосе, потому что держится Адам слишком уверенно и нагло. Не сводит с меня взгляда, пока приближаюсь к нему... И когда сажусь на диван совсем рядом.
— Я тоже ела, — говорю, силясь хоть как-то перебить только нарастающую взвинченность.
— На свиданке? — хмурится Адам.
Мне кажется, или этот вопрос звучит обвинительно?
Смачиваю ватный диск в антисептике и, чуть помедлив, подношу его к лицу Адама. Надо же, рука даже не дрожит, почти касаясь его… Только вот взгляд выдержать становится труднее.
— Не напоминай, — пытаюсь по-дружески усмехнуться, мол, и сам видел.
Адам дышит чуть тяжелее. Его горячий выдох обдаёт мурашками мою руку, и я буквально чудом ею не дёргаю.
— А что так? — пренебрежительно насмешливо. — Не зашло?
Вот не знакомо ему чувство такта, судя по всему. Но отвечать ему не буду. Хотя и жутко не по себе молчать, когда его взгляд ощутимо гуляет по моему лицу, а оно, кстати, близко к его…
Если честно, я подобного волнения не испытывала даже с бывшим, который стал моим первым и единственным парнем. Хотя тогда была по-наивному влюблена и млела, как дурочка, но чтобы до сбивчивого дыхания и неровного сердцебиения... Мощная всё-таки у Адама энергетика.
И не сказать, чтобы тяжёлая, кстати. Более того, пока я касаюсь его, мягко проводя по ранам и чувствуя, как он напрягается — словно связь какую-то между нами ощущаю. Довольно странную... Но как будто с кем-то близким сижу здесь, а не опасным непредсказуемым типом без тормозов. С кем-то уязвимым.
По венам растекается странное тепло. И сердце тормошит без передышки.
Адам чуть морщится, когда я наконец смотрю на него. На всякий случай ослабляю напор движений очередным диском.
— Не больно? — уточняю мягко и почему-то чуть тише.
— Нет, — сипло выдавливает он, и, чуть поколебавшись, вдруг спрашивает: — Ты умеешь делать оригами?
Хм… Неожиданный вопрос. Очень-очень неожиданный. Аж со всей серьёзностью к нему подхожу:
— Ну так… — тяну со странной неловкостью. — Не особо круто, но мы с папой в детстве делали. Тебе нравится оригами?
— Нет, — по-странному жёстко отвечает Адам. — Что вы делали? — тут же требовательно.
Ладно… Не буду даже пытаться вникать в причинах чуть ли не агрессивного интереса к такой безобидной теме, как оригами.
Для нас с папой это, кстати, было своеобразным способом расслабления, успокоения нервной системы после какого-то её напряжения. Может, Адам подсознательно рассматривает подобные штучки с той же целью?
Ну вот… Решила же не вникать.
— Птичек в основном, — миролюбиво отвечаю, чуть напрягаясь, когда перехожу ватной палочкой к переносице Адама. Который, кстати, после моих слов о птичках хмурится так, будто я призналась чуть ли не в преступлении каком-то. — Ещё цветочки, — добавляю как можно более непринуждённо. — Могу научить, там легко.
Сама не знаю, к чему предлагаю последнее… Но в конце концов, не просто так ведь Адам спрашивает?
— Не стоит, — странно усмехается. Как будто с подтекстом каким-то.
Пожимаю плечами, пристальнее оглядывая его лицо. Вроде бы и вправду не особо пострадал. Круто всё-таки дерётся… Даже слишком.
Зачем-то решаю ещё немного пообрабатывать ту ссадину на скуле. Не то чтобы спокойнее, когда касаюсь Адама — совсем наоборот — но то самое окутывающее ощущение связи между нами того стоит. Может, это испытываю не только я?
