Надо просто успокоить вдруг ускорившееся сердце и подобрать новую тему, раз та внезапная про оригами вроде как исчерпана.
— А ты близок со своими родителями? — нахожу, тем более что о своём папе упомянула.
— Их убили.
Застываю, не вникая даже в то, как пропитываю ватным диском ранку Адама. Просто ответ… Неожиданно слишком.
Причём уверенное «убили», а не «они умерли», например.
Я вот так внезапно приближаюсь к тому самому страшному прошлому, которое когда-то привело Адама в психологический центр папы?
— Мне очень жаль, — тихо говорю. Так мягко, что почти даже ласково. Сердце пропускает удар, когда Адам внимательным взглядом впивается мне в глаза. — Убийцу посадили? — допытываюсь, чтобы расковырять ту ситуацию поглубже.
Наверное, это произошло в его детстве… И, наверное, Адам был свидетелем убийства.
— Нет, — жёстко отвечает он.
Я, наконец, двигаю ватным диском, но почему-то такое ощущение, что больше глажу, а не раны обрабатываю. Смущённо одёргиваю руку.
Впрочем, Адам, похоже, этой неловкости даже не замечает. Отстранённый такой… В том моменте сейчас?
— Ты уверен? — осторожно пытаюсь продолжить тему. — Но нашли, кто убил?
Адам бросает неопределённый взгляд на ватный диск в моей руке, который теперь глупо комкаю. Не решаюсь отложить в сторону, хотя надо бы и всю аптечку убрать…
Нет. Я как застываю в ожидании ответа. Адам тем временем проводит неспешным взглядом по моей руке вверх, обводя им даже изгибы шеи. А потом смотрит в лицо, причём куда более осмысленно.
— С чего столько вопросов? — насмешливо.
Ну всё… Момент откровений исчерпан.
Но я всё же цепляюсь за крохотный шанс, как можно более тепло поясняя:
— Хочу узнать тебя получше.
Адам неожиданно забирает многострадальный ватный диск из моих пальцев. Выбрасывает его куда-то на пол. Туда же откладывает аптечку. Нахмурившись, слежу за его действиями, почему-то не решаясь им возразить.
Но лишь до тех пор, пока вдруг не чувствую, как Адам ловким движением тянет меня так, чтобы сгрести под себя. По телу мгновенно активируются горячие мурашки, а дыхание сбивается. Кажется, я даже задыхаюсь вдохом.
Зато Адам совсем не теряется.
— Есть куда более действенный способ узнать меня получше, — почти шепчет, нависнув надо мной.
Взгляд автоматически ложится ему на губы, а кровь приливает к лицу. Какого чёрта?
Накрывает беспомощностью и слабостью, пока я глупо внимаю ощущению тяжести парня на мне. Он ведь не лежит, на локтях нависает, но мы как будто тесно и чертовски остро соприкасаемся.
Замираю, выпадая из реальности и в то же время чувствуя её так ярко, как никогда в жизни.
— Адам… — только и выдыхаю протестом.
Он ведь пока ничего не делает, лишь нависает надо мной и ищущим взглядом блуждает по лицу. Но, чёрт возьми, откуда такое ощущение, что это чуть ли не самый интимный момент в моей жизни? Я ведь не девственница какая-нибудь трепетная.
Он усмехается, наклоняясь чуть сильнее. Улавливаю приятный запах, который и разобрать довольно сложное. Что-то морское? Нет, древесное. Нет... Другое.
Чуть ёрзаю, когда взгляд Адама поднимается мне на глаза. Накрывает бурной смесью ощущений: и смущение, и возмущение, и напряжение, и растерянность и даже что-то типа любопытства. Или предвкушения?
Я с этим заданием точно сойду с ума.
— Почему ты называешь меня Адам? — низко спрашивает он, почти гортанно.
Замираю, почему-то застигнутая врасплох чувственностью в его голосе. Тогда, в заброшенной кафедре, Адам даже не говорил со мной, сходу набросился с поцелуями. Жаркими, жадными, поглощающими всё сознание. Но сейчас... Он даже не касается, просто нависает, обращается ко мне вроде бы вообще на другую тему — но такое ощущение, что воздействует как минимум не меньше, чем тогда.
