Несчастный заслонил лицо руками и заплакал. Бесовка-психотерапевт сочувственно подала пациенту воды, но тот вскрикнул «Кагор!», выбил стакан у неё из руки, отскочил и принялся дубасить в дверь кулаками. Дюжая нянечка ловко скрутила и вывела буяна.
– А что же дальше? – спросила психотерапевт Эсхатиона и стряхнула капли воды с зауженной юбки.
– Задания, задания. Все такие разные. Кто-то сразу поддавался, других я так и не расколол. Некоторых прямо-таки обхаживал, как капризную дамочку. И вот попался мне один. – Эсхатион вздохнул и прижал руку к щеке, которая задергалась так, что с минуту он не мог говорить. – Такой… Как будто блаженный. Вселился я легко. Он, вроде бы, не сопротивлялся. Но в последнюю минуту ускользал. И не делал зла. С такой трудной задачей я ещё не сталкивался. И я стал давить. Склонять, уламывать. Он заметил моё присутствие, но виду не подал.
Ещё один пациент, у которого, как у новорождённого, ладони были упакованы в «антицарапки», больше похожие на боксерские перчатки, принялся скулить и возюкать ими по лицу в попытке выколоть себе глаза.
– Не знаю, как я не сообразил, что он собирается сделать. Не знаю, почему вовремя не покинул его тело. Наверное, это был какой-то азарт, раж. Глупая уверенность, что со мной-то ничего не может случиться. Самонадеянность после прежних успехов. Ослиное упрямство…
– Продолжайте, – перебила реабилитолог и слегка погладила Эсхатиона по плечу.
Тот сглотнул.
– Он пошёл к батюшке. К настоящему, сильному, верующему, а не такому, который долдонит молитвы только по привычке.
– Что вы почувствовали? – прошелестела терапевт.
– Сначала просто дискомфорт, как будто щекотку… – Правая рука Эсхатиона стала дёргаться. Пришлось придавить её левой.
– Ну же, мы так близки к новому этапу, – подбадривала реабилитолог.
– А потом… Потом…
Глаза Эсхатиона остекленели. Он вытянулся, как солдат почётного караула, безошибочно повернулся к востоку. Будто бы услышал далёкий глас, сложил правой рукой троеперстие, размашисто перекрестился. И пробасил:
– Паки и паки, миром Господу помолимся!
Из глубины его костлявой груди вырвалось многоголосие воскресного хора.
Остальные пациенты взвыли, повскакали с мест, один даже вывернул прикрученный к полу стул. Они смели дверь и стадом испуганных антилоп ломанулись по коридору. Дюжая нянечка, расставившая руки, точно футбольный вратарь, ничего не смогла сделать. Психотерапевт вздохнула, встала, аккуратно сняла солидные очки и нанесла один резкий и точный удар ребром ладони пациенту по шее. Мучения Эсхатиона оборвались, по его телу пробежала дрожь, и он ушёл в глубокий обморок.
Реабилитолог покачала головой, поцокала копытцами и раздвоенным языком.
– А какой прогресс намечался. Нда, рано тебе ещё на групповую терапию.
Понятно было, что все её пациенты неизлечимы, однако она всякий раз позволяла себе надеяться, что хотя бы вот этого удастся вытащить…
Пожалуй, надежда – слишком человеческое чувство. Притом очень заразное.
– В отпуск. В отпуск. На серные источники, – сказала сама себе молодая бесовка, надела очки и отправилась искать санитара для этого попа́ рогатого.
«Ручеёк»
Сховаал воображал себя командующим несметной армии. Так оно, в принципе, и было.
– Легион! Смирррррно! – раскатисто велел он. – Всем взяться за руки. Для внеплановой проверки дресс-кода… приставным шагом… АРШ!
И потёк мимо Сховаала народный танец «Ручеёк», только что без кокошников.
