Адам Протопласт - страница 48



В советские времена это была своего рода магическая цифра, ей определялся уровень настоящего богатства.

В перестроечное безвременье максимальные выигрыши стали варьироваться по суммам. Хотя я этот момент плохо помню, могу и ошибаться.

На выигрышах в меньшем количестве номеров выплаты определялись в зависимости от призового фонда и количества победителей. Иногда за три угаданных номера в «5 из 36» можно было получить максимум полтинник (что вообще-то тоже неплохо по советским временам). Иногда – тысячу с лишком.

В «6 из 49» выигрыши всегда были больше, даже на минимальных четырёх номерах. Однако в ту осень 1981 года выигрыш по четырём номерам лотереи «6 из 49» оказался достаточно скромен – всего по четыреста с чем-то рублей на каждого угадавшего.

Впрочем, должен тут же оговориться: скромен по сравнению с тысячными выигрышами, на которые можно были приобрести автомобиль или хотя бы мотоцикл, но просто огромен по меркам зарплаты воспитательницы детского сада.

Помнится, Мария Анатольевна даже что-то вроде удивления изобразила в тот момент, когда Павлик преподнёс ей самостоятельно купленный и заполненный билет. Он и денег на него не просил у матери. Набрал по микрорайону пустых молочных и пивных бутылок, чем забавлялась тогда вся детвора (и не только), сдал – и вот вам, пожалуйста, получите выигрыш.

Это была одна из немногих прорвавшихся сквозь её броню эмоций. Немногих за всю жизнь.

К удивлению сомневавшихся бабки с дедкой («Э-э, да неправильно что-нибудь Пашка заполнил, вот увидишь!»), деньги Марии в Сберкассе выплатили все разом, до копеечки. А она, чистое советское создание, тут же, не выходя из здания, лишь засунув в сумочку червонец на продукты, положила оставшуюся сумму на книжку.

До Пашиного совершеннолетия.

Червонец благополучно был истрачен в близлежащих магазинах, а оставшуюся сумму, которая к моменту распада СССР выросла на порядок, ни Мария Анатольевна, на сам Павел никогда больше не увидели. Она сгорела в приснопамятный период обесценивания денег.

Но дело не в этом. Дело в том, что Павлик почувствовал тогда за собой нечто особенное. Талант – не талант, дар – не дар, но что-то такое, чем можно ковыряться в пахучей туше вечности и изымать из неё некоторые преимущества вместе с правдивыми определениями реальности.

Вслед за тем успешным случаем внезапного зарабатывания больших денег последовало несколько десятков неуспешных, после чего, разумное и ответственное существо, Павел Тимохин прекратил выбрасывать деньги на ветер.

И даже вовсе не потому, что разочаровался в лотереях. Ему, сказать по правде, уже в том возрасте стала казаться отчаянно глупой функция денег и необходимость строить свою жизнь в порабощённом к ним отношении.

Он попросту не понимал, что будет делать с этими самыми деньгами.

Вот, допустим, не положила бы мать те четыреста с лишним рублей на книжку, а отдала бы ему – и что? Он мучительно прокручивал эту мысль в голове и так и эдак, но с какой-то совершенно отчаянной пустотой осознавал, что потратить ему их совершенно не на что.

Однако сам факт неожиданного выхода за рамки обыденности, подчинения каких-то высших и вроде бы неподвластных сил, засел в его головушке более чем крепко. Смутно и неосознанно, но настойчиво и дерзко пробивались в нём ростки понимания: окружающий мир совсем не так многолик и шумен, как кажется на первый взгляд. В нём есть свои закономерности, свои явные и скрытые правила.