Агриппина Ивановна и Пегов, буравя друг друга взглядами, разошлись в стороны. Мы какое-то время шли не разговаривая, направляясь к выходу, а затем, на стоянку наших шаттлов. Каждый думал о своем…
Борисевич, шедший рядом со мной все это время, был непривычно молчалив. Генерал-губернатор, способный найти повод для шутки даже на собственных похоронах, сейчас больше напоминал сдувшийся воздушный шарик. Его обычно румяное лицо приобрело сероватый оттенок, а в глазах читалась тревога.
– Нехорошо это все, – наконец пробормотал он, покачивая головой как китайский болванчик. – Ох, нехорошо. Как говорили наши предки: «Без головы и туловище – не жилец». Или как там… «У семи нянек дитя без глазу»? Черт, все поговорки перепутал.
– Может, император знает что-то, чего не знаем мы? – без особой надежды предположил я, хотя сам в это не верил.
– Александр Иванович, – Борисевич остановился и посмотрел на меня из-под насупленных бровей. – Мальчику восемь лет. В восемь лет максимум, что можно знать – это таблицу умножения и где мама, то есть сестра прячет конфеты. Я в его возрасте верил, что дети появляются из капусты, а звезды – это дырки в небе!
– Ну, технически звезды действительно можно считать дырками в пространственно-временном континууме, через которые… – начал было я, но осекся под тяжелым взглядом губернатора.
– Вы меня поняли, мой друг, – буркнул Борисевич.
Мы продолжили движение по коридору, и я невольно прислушивался к снова постепенно разгоравшемуся спору адмиралов. Хромцова настаивала на активной обороне всех ключевых точек, Пегов упрямо гнул линию концентрации у столицы, Гревс пытался найти компромисс, предлагая какие-то полумеры, а Зимина молчала, явно обдумывая ситуацию.
– …это самоубийство! – донесся голос высокий вице-адмирала Пегова. – Разделить и без того ограниченные силы?
– А отдать девяносто процентов системы без боя – это что? – парировала Агриппина Ивановна. – Ваш стратегический гений?
– Лучше контролировать часть, чем потерять все! – не сдавался Арсений Павлович.
– Философия проигравших как она есть! – отрезала Хромцова, презрительно отмахнувшись от своего коллеги.
Я покачал головой. Они могли спорить так часами, а у нас было меньше десяти.
– Эх, Александр Иванович, – Борисевич понизил голос до заговорщического шепота, хотя в пустом коридоре нас никто не мог подслушать. – Я вас немного знаю. Вы из тех, кто всегда находит выход. Помните Херсонес? Все думали – конец, капут, финита ля комедия, а вы – раз! – и вытащили нас прямо из пасти самого Коннора Дэвиса.
– Это было проще, – признался я, вспоминая ту операцию. – Там был ясный враг и ясная цель: схватить вас троих и удрать, пока тот не спохватился. А здесь…
– А здесь враг на подходе, а мы как лебедь, рак и щука из старой басни, – закончил губернатор, вздохнув так тяжело, что, казалось, выдохнул половину атмосферы планеты. – Найдите решение, голубчик. Найдите быстро. Пока эти, – он кивнул на спорящих дивизионных адмиралов, – не передрались окончательно. Или пока первый министр Граус не решил все за нас. Что, честно говоря, произойдет быстрее.
Я молча кивнул, погружаясь в собственные размышления. Что-то во всей этой ситуации было не так. Фундаментально не так. Не в стиле императора Ивана принимать настолько нелогичные решения. Мальчик за то время, как я его знаю, всегда демонстрировал удивительную для своего возраста рассудительность. Да и сейчас его вопросы во время моего доклада были точными и по существу. Так почему?
