Виссарион Евгеньевич не позволял себе опускаться до подклейки обоев, ремонта электропроводки, кранов и, упаси Господь, унитаза: обои махрились грязными краями, розетки болтались, покидая гнезда от случая к случаю, краны дружно капали, превращая ночи в китайскую пытку, унитаз всхлипывал, чаще рычал.
Такими запомнит Феликс родителей, много позже поняв: отец был слаб, согнут жизнью и не имел покоя, хотя в душе и неплохой человек; мама была слаба, но добра и покойна.
Сам Феликс рос тихим, задумчивым и любознательным ребенком, в отличие от старшего брата, который был шумным, открытым и всегда знал что делать. Мама говаривала, что Артем пошел в дедушку по отцовской, а Феликс – по ее, материнской линии.
Артем учился посредственно, руководствуясь принципом: «лишь бы отвязались». Придя из школы и наскоро наевшись, что под руку попадет, надолго убегал на улицу: весной запруживал веселые ручьи, мастерил кораблики – домой возвращался хоть выжимай; летом гонял по двору мяч, спонтанно – втихую от родителей – срывался с товарищами на речку купаться; осенью жег собранные дворниками в кучи листья; зимой помогал заливать каток, играл в хоккей, толкался с пацанами до остервенения за право первым забраться на горку.
Феликс уличными делами не интересовался, дворовых ребят сторонился, и быть ему не раз биту, если бы не признанный авторитет брата. Дома много читал, иногда во время чтения надолго задумывался, отрешался от мира сего. Мать, если случалось ей в такие моменты бывать поблизости, робея и любяще поглядывала на одухотворенное лицо сына.
Учеба давалась легко: к естественным предметам имел тягу, гуманитарные – терпел.
Историю с географией еще куда ни шло, языки же вкупе с литературой и даже ботаникой и биологией считал надуманными и поверхностными, не отображающими суть вещей. Принудительные занятия физкультурой, изготовление дверных шарниров в школьных мастерских, мытье парт и подметание по кем-то установленному графику школьного двора считал полным идиотизмом.
Мнений своих он старался не выказывать, но на уроке, к примеру, русского языка мог подолгу – пока не накроет учитель – разгадывать головоломки или просто витать в облаках.
Обычным для Феликса делом было увлечься в дни каникул изучением логарифмов, химией в качественных реакциях или астрономией; просиживать за кухонным столом над полюбившимся предметом до глубокой ночи.
В старших классах Феликс стал регулярно побеждать в городских, а затем – и в областных олимпиадах по математике, физике и химии. Выходил в призеры и на всероссийских олимпиадах. Правда, решив выступить, например, в соревновании по математике, он мог без всякого сожаления, но к вящему разочарованию имевшему большие надежды учителя, пренебречь химической олимпиадой.
Как бы там ни было, с окончанием школы – несмотря на большое желание педагогов-гуманитариев поставить Феликсу в аттестат большие красные двойки – все образовалось, и перед ним был открыт путь в самые престижные университеты страны.
Стоит сказать, что брат Артем двумя годами ранее и по доброй воле ушел служить в Военно-Морской флот: он считал, без этого настоящему мужику никак нельзя.
III
– Шой-то Вы, господин Барабан, какие-то запечаленные,– слеза на глаз наворачивается, на Вас глядючи, руки чешутся погладить Ваш аристократический шишкастый черепок. Стряслось, поди, чего? Дай угадаю: тачку поцарапал? Али нет,– однако, любовь первая, окаянная, от старости окочурилась. Угадал? Не стесняйся: поплачь, соплями пошмыгай. И я с тобой, раз такое дело, тоже всплакну, повсхлипываю. Времени у нас полно…
