Квартира Сары находилась в одном из домов на Пятой авеню, почти рядом с музеем Гуггенхайма, и занимала целый этаж здания, так что через окна ее спальни можно было любоваться центральным парком, его зеленью и водой, а из окон кабинета – наблюдать за вечной людской суетой на Мэдисон-авеню.
Дима очень надеялся, что Сары в это время не будет дома – и он просто оставит портье для нее записку, в которой как-нибудь объяснит, отчего ему пришлось срочно выехать в Столицу. Но, к удивлению, она будто бы ждала его: портье, узнав художника, сообщил, что госпожа Лилит только что предупредила, что придет Дима, и просила немедленно проводить его к ней наверх, в ее апартаменты.
«Ну, тем лучше, – подумал тогда Дима, – объяснимся напрямую, без посредников».
…О том, что произошло у Сары, Дима не любил вспоминать. На вопросы о ней отвечал уклончиво. Мол, она сделала харакири из-за неразделенной к нему любви. Вскрыла себе живот и намотала на шею собственные кишки. Как бы там ни было, никто не видел, как Дима Бзикадзе покинул ее квартиру, но нью-йоркской полиции достоверно было известно только одно. Тем же вечером из аэропорта имени Кеннеди художник вылетел на родину, воспользовавшись услугами советской компании «Аэрофлот», и через восемь часов тридцать минут борт SU 316 доставил его в Столицу, в аэропорт «Шереметьево-2».
– Ну что, труп можно забирать? – спросил Вешнякова судмедэксперт, закуривая сигаретку и подслеповато щурясь: он только что выбрался на улицу из полутемного подвала.
– Думаю, что да. Давай своим команду, – распорядился Вешняков, лениво потягиваясь и поводя плечами, – Ну и погода… Не успел день начаться, а уже в сон клонит. Так, Ольга Эдуардовна, я думаю, что здесь мы всё закончили. Встретьтесь, пожалуйста, с районным участковым – я где-то тут его видел, – и поставьте перед ним задачи, которые он должен выполнить. Пусть опросит жителей ближайших домов, особенно пенсионеров, с работниками местного ДЭЗа поговорит. Может, у районной шпаны или бомжей что-нибудь интересное узнает по данному делу. В общем, пусть проведет необходимые следственные мероприятия. И доложит в форме рапорта вам, а вы мне. Ладно?
– Хорошо, Алексей Викторович. Только рапорт я от него не раньше, чем дня через три получу.
– Ну и ладно. Не переживайте, душечка, нас никто не торопит. Убитой уже всё равно, а живым всё еще равнее. Пока личность убитой установим, пока то, пока се, глядишь – и неделя пройдет, другая… А там видно будет, куда – и главное, зачем – нашему следствию двигаться.
– Не слишком ли цинично, Алексей Викторович?
– Отнюдь, Ольга Эдуардовна. Скорее практично. Чтобы поймать преступника, надо дать ему дозреть. Чтоб он себя до нужной кондиции довел. Читали в школе «Преступление и наказание»? Вот-вот. Помните, был там такой занимательный персонаж – следователь Порфирий Петрович? Он ведь ничего не делал, а только ждал, когда Раскольников раскается да придет с повинной. Вот и у нас с вами похожая ситуация. Мы ловим только тех, кто хочет или может попасться, или тех, кого просто нужно, рекомендовано поймать. Я думаю, вы понимаете, о чем я. А если человек не хочет попадаться, если он осторожен и умен – поймать его ну совершенно невозможно. Разве что случайно, но случай – вещь непредсказуемая, в наши с вами расчеты не входит. Кстати, а вы случайно не знакомы с Николай Петровичем Фроловым? Он из управления городской прокуратуры.
