– Мне кажется, кто-то утверждал, что ничего не смыслит в арбитраже? – лукаво спросила Алина. – Я уверена, что этот «кое-кто» немного поскромничал.
Лиза была польщена. Но она была настроена проявить упорство.
– Алина, попробуй связаться с Данилкиным. Вдруг они все-таки встретились.
– Обещаю, что я с ним поговорю.
– Ты можешь это сделать сейчас?
– Он очень занят.
– Это я уже слышала.
– Ну, хорошо, – сдалась Павловская. Взяв в руки сотовый телефон, она набрала какой-то номер. Прослушав сообщение, она поднесла трубку к уху Дубровской. «Связь временно затруднена. Надеемся на ваше понимание», – проговорил женский голос.
– Вот незадача! – огорчилась Лиза.
– Не переживай, – успокоила ее подруга. – Если я узнаю что-то новое, я обязательно тебе сообщу. Ты мне веришь?
А что еще оставалось делать Дубровской?
…Последующие дни не прояснили ситуацию, связанную с судьбой арбитражного дела. Господин Данилкин передал через Алину горячий привет Дубровской и искреннее недоумение по поводу мирового соглашения с фирмой «Русский лес». Похоже, Плешак действительно ушел в глубокое подполье. И вот тогда, когда Елизавета уже не ждала от него никаких известий, в ее доме раздался телефонный звонок.
– Это я, – вещала трубка густым мужским басом. – Мне нужна Дубровская.
– Она у телефона. С кем я говорю?
– Со мной, маленькая зловредная козявка!
– ?!
– Плешак на проводе.
Ах, это Иван Васильевич! Должно быть, он уже хорошо набрался, раз позволил себе оскорбления в адрес своего процессуального противника.
– …получил от тебя какую-то странную бумажку. Как я понял, ты меня решила зарядить на крутые бабки? Все никак не уймешься?
– Если мне не изменяет память, мы на «ты» с вами еще не переходили, – осторожно возразила Лиза.
– Так давай перейдем! Лично я уже начал. Ты что себе позволяешь? Пишешь какие-то малявки и рассылаешь честным людям с требованием денег. Тебя этому учили в институте?
– Все, что я сделала, в пределах закона! А вот вы себе позволяете лишнее. Я могу записать наш разговор и привлеку вас за оскорбление.
– Ты этого не сделаешь!
– Это еще почему?
– Я прижму тебя к ногтю, и твоя статья в Уголовном кодексе будет куда круче моей. Понимаешь, о чем я толкую, детка?
– Нет.
Плешак захохотал.
– А я думаю, что ты понимаешь. Ну да ладно! Я – человек не злой. Даю тебе шанс. Давай отказывайся от иска, или, как там у вас, юристов, принято. Короче, сиди дома, или ты очень сильно об этом пожалеешь!
Ну, конечно, он пьян! Растягивание отдельных слогов, частая отрыжка говорили о том, что Иван Васильевич перебрал лишнего и сидит, вперив мутный взгляд в бутылку с остатками спиртного, а она, Елизавета Дубровская, ведет с ним дискуссии о законе и совести. Да он наутро не вспомнит ее имени!
– Ты меня поняла? Привет Данилкину, маленькая лгунья!
Дубровская повесила трубку и обреченно вздохнула.
Андрей, расхваливая преимущества арбитражного процесса, как-то говорил ей о том, что там ее будут окружать воспитанные, культурные люди. Что до нее, то ей почему-то приятнее было иметь дело с простыми уголовными элементами, чем с отдельными представителями бизнеса…
– Не размазывай слезы. На вот, возьми платок, – говорил ей Андрей. – Меня не будет только месяц. Время пролетит так быстро, что ты не успеешь соскучиться.
Они стояли в зале аэропорта. Пестрый людской муравейник вливался и выливался в стеклянные двери, суетился вокруг, покупая билеты, сдавая багаж, наспех отовариваясь газетами в киосках. Эти же двое, заплаканная девушка и молодой человек с чемоданом, среди толчеи были словно на необитаемом острове. Она отчаянно цеплялась за пуговицы его куртки. Он рассеянно гладил ее поникшую голову и изредка поглядывал на табло. Они оба мысленно торопили время. Пытка последними перед расставанием минутами казалась нестерпимой.
