– Фараона доставили в Лондон? – уточнил Ван Хельсинг, припоминая письмо. Лорд Гамильтон кивнул.
– И фараона, и кое-что из утвари, и другие ценности, все как полагается.
– Так что же было написано на стенах усыпальницы?
– Это и есть то дело, по которому мне – нам, всему британскому обществу – нужен профессиональный совет, профессор.
– Врача или юриста? – деловито осведомился Ван Хельсинг.
– Врача и юриста. Судя по расшифрованным надписям, фараон Джеммураби открыл бессмертие. Сейчас он не мертв, но погружен в священный сон, готовый прерваться в любой миг.
– Скажите, милорд, – Ван Хельсинг откинулся на спинку стула, – скажите мне как врачу, вы сами верите в такую возможность?
– Как глава Британского Фонда исследования Египта, – отчеканил лорд Гамильтон, – я обязан допускать любую возможность и предотвратить неприятные последствия.
– О, – только и сказал Ван Хельсинг.
– Я от имени всех английских египтологов прошу вас подробнейшим образом изучить документы, которые имеются у нас в наличии, а также и сам предмет… интереса. И вынести заключение: может ли фараон воскреснуть, и если да, то какие последствия это принесет с точки зрения закона. И какие меры можно предпринять, дабы не возникло какого-либо юридического казуса.
Ван Хельсинг с трудом отогнал видение, в котором фараону, только что воскресшему и оттого пребывающему не в лучшем расположении духа, предлагают ознакомиться с судебным постановлением – на нескольких страницах, заверенным всевозможными печатями, – после чего он, приняв главенство закона, покорно возвращается в саркофаг.
– Мне, разумеется, будет любопытно взглянуть на фараона, – сказал он.
Лорд Гамильтон незамедлительно пригласил профессора нанести визит в Британский музей, где ему будет предоставлен неограниченный доступ в хранилище, равно как и к архивам Фонда. Осталось только уточнить детали следующей встречи. В это время в кабинет вошел официант и подал Ван Хельсингу на подносе записку. Она была короткой, но лорд Гамильтон заметил, как блеснули глаза профессора.
– Обстоятельства вынуждают меня сейчас покинуть вас, милорды, – вежливо сказал он, вставая и протягивая руку для пожатия. – Но завтра же я навещу его царское величество Джеммураби в музее и надеюсь, что окажусь полезен, хотя пока и не могу предположить, какие меры понадобятся против воскресшей мумии.
– Будьте спокойны, профессор, с фараоном мы как-нибудь справимся своими силами. А вот с британским законодательством – к сожалению, вряд ли, – сказал лорд Дарнем.
Профессор вышел из ресторана, поинтересовался у одного из носильщиков, где находится оранжерея, и уверенно направился туда.
В самом дальнем от входа конце цвел филодендрон – крупные початки в обрамлении широкого капюшона. Возле них стояла молодая женщина. Казалось, ее полностью занимали эти цветы, и подошедшему к ней профессору Ван Хельсингу пришлось даже негромко кашлянуть, чтобы привлечь внимание.
– Добрый день, – прозвучал в ответ низкий мелодичный голос, и она повернулась к нему: плавно качнулись плечи, бедра, скользнули вдоль колен складки темно-синего платья. Красивое лицо уверенной в себе женщины, твердая линия подбородка, нежный изгиб бровей и губ, греческий нос, нормоцефалическая форма черепа, а главное – ни единого признака астении.
– Только благодаря вам, мисс Адлер, – слегка поклонился Ван Хельсинг. – Я получил вашу записку. Чему обязан?
