Аэротаник - страница 20

– Именем Револю… То есть… Будьте любезны, прошу вас прервать это ваше физиологическое состояние и срочно ответить мне на один вопрос. Я этого требую!

Наденька проснулась и выпучила глаза, став чем-то похожей на базедову Крупскую. Она не могла понять, что стряслось и от страха хотела даже накрыться с головой одеялом.

– Я требую, объяснений. Его имя. Срочно, я не могу себе позволить ждать сигнала – звонка часов, запрограммированных специальным механическим устройством на семь часов утра.

– Чье имя, о чем ты? Я не изменяла тебе ни с кем.

– Мой вопрос заключает в себе совершенно иной смысл и касается того всплывшего на поверхность факта, очевидность которого я уже не подвергаю сомнению, ибо ваша матушка в этом уверена. Итак, имя вашего биологического родителя, надо полагать, вовсе не Дмитрий, как это ранее было записано в документах, подтверждающих вашу личность, а иное. Я прав?

Тут Наденька, сидя на кровати, вдруг залилась горьчайшими слезами. Пальчиками она пыталась утереть влагу, но в конце концов вместо носового платка вынуждена была воспользоваться краешком ночной сорочки. На вопрос мужа она не хотела отвечать.

– Итак, я вас правильно понял?

Наденька пуще прежнего разрыдалась, выхватила из под себя подушку и закрыла ею лицо. Плечи ее затряслись, как у танцовщицы-цыганки.

– Все понятно. Ха! Надежда Константиновна. Вот вы кто. О, Писатель, за что? Можно ли выдержать этот позор? Нет, это все не случайно. Все правильно, так и должно быть. Где оно – карманное устройство беспроводной спутниковой связи?

– Ну, Владимир Ильич, молодой вы наш да ранний. Разбудили ни свет, ни заря. А я-то поспать еще собирался чуток. Но ничего. Надеюсь, с хорошими новостями?

– Да, Виктор Тимофеевич. Прошу меня простить. Но причины для столь раннего моего телефонного звонка посредством мобильной связи должны быть вам приятны, ибо подают надежды на исправление сложившейся безвыходной ситуации.

– Да что вы говорите? Замечательно, продолжайте. У меня и сон слетел, словно птица с ветки.

– Да, ибо появился мотив, так сказать, для свершения действа, оговоренного нами ранее во время наших встреч.

– Ой, ну прямо камень с сердца. Большущий пребольшущий валун. Ну, так в двух словах… Ничего, ничего, можно прямо сейчас, по телефону.

– Видите ли, третьего дня супруги моей матушка, ныне живущая и здравствующая, не смотря на недавний сердечный недуг, раскрыла свою личную тайну. Результатом этого рассекречивания оказался прелюбопытнейший факт, а именно, что законная супруга моя фактически не является Надеждой Дмитриевной, как наивно думал я все эти годы, а зовется весьма и весьма пикантным образом – Надеждой Константиновной, что в свою очередь является, очевидно, самим Писателем ниспосланным мне проклятьем, не боюсь этого слова. Известный сей крест я, Владимир Ильич Левин или почти Ленин, несу на себе уже много лет, можно сказать с детства, но всплывший на поверхность факт добавляет тяжести немеряно, и из деревянной непосильная эта ноша превращается как бы в чугунную. Такой тяжести мне не удержать на своих плечах, не смотря на профессию и опыт физического напряжения. Слишком уж оскорбительно и унизительно это. Поэтому не представляю себе возможным так жить дальше. А ежели сия информация просочится за пределы нашего семейного пока еще союза? Это что же получается? Не приведи, Писатель.

– Ах вот оно в чем дело? Ну что ж, серьезно, весьма и весьма. Редкая, скажем, решительно редкая причина, ведущая к кровавому преступлению, но однако ж, вполне достойная романа. Ведь это же, смотрите, кровавая психологическая драма получается. Потрясающе. Тем более, чтобы разгадать эту головоломку, придется потрудиться, ой как потрудиться. Но это камешек в огород вашего покорного слуги. Тут ведь многих надо опросить, чтобы каким-то образом выйти на мамашу вашей покойной…, то есть в будущем покойной супруги и… Зовут ее, кстати, тещу вашу, разрешите полюбопытствовать?… Как?